сказал – неторопливо. Она, скорее всего, и не стала бы его рожать, но врачи ей сказали – надо. Что-то там с грудью. Предрасположенность к онкологии. А младенец, видимо, должен был все рассосать. Или еще как- то повлиять положительно на эту проблему. Я не вдавался в детали. Видел только, что она восприняла это как комсомольское поручение. Сказали «надо» – она приступила к тщательному выполнению. Так появился Володька. Со всей серьезностью и необходимостью помочь Вере.
Но вскоре она перестала рассматривать его в качестве вспомогательного звена. Всякий раз, когда приближался его день рождения, даже через пятнадцать и через семнадцать лет, начинала нервничать, переживать все заново. Помнила даже погоду в тот день. И все, что я говорил, и что она отвечала мне, и как добирались до родильного дома. В итоге совсем потеряла от него голову и к моменту появления Дины была готова выцарапать ей глаза. То есть не обязательно Дине, а, в принципе, любой девочке, которая станет бормотать «здрасссьте», проскальзывая мимо нас в его комнату. Просто так вышло, что на этом месте оказалась именно Дина. А на месте нас с Верой оказались Вера и я.
«Бесстыжая!» – шептала она, глядя на дверь, а не в телевизор.
«Перестань», – шептал я, одной рукой обнимая ее, а другой нащупывая в пиджаке зачетку Наташи и сравнивая свой выбор с тем, что выбрал мой сын.
Во всяком случае, таких нелепых юбок моя Наташа никогда не носила. Ей нравились джинсы.
Но Володька полюбил Дину, и теперь я ехал ее выручать.
У капитана были абсолютно девичьи глаза. С такими глазами нельзя быть милиционером. Даже пожарным быть нельзя. Их не сощуришь мужественно и упрямо, глядя в лицо опасности. Можно смотреть только в лицо перепуганного профессора, который сидит у обшарпанного стола и держит за руку свою беременную невестку. В четыре часа ночи. И рука у нее вялая, без признаков жизни. Но все равно нельзя отпускать.
– А я, знаете, тоже литературой интересуюсь, – сказал капитан, дописывая что-то в своем листе и ставя точку. – Писателя Лимонова очень люблю. Как он вам? Уважаете?
– Да, конечно, – быстро сказал я. – Разумеется, уважаю. Он очень знаменитый писатель.
– Жизненно пишет.
Капитан перечитал свои записи и нахмурился.
– А вас точно Святославом Семеновичем зовут?
– Да, – я встревожился еще больше. – А в чем дело? Нам уже можно идти?
– Подождите. Мне надо кое-что проверить. Дайте-ка свой паспорт еще раз.
Он полистал мои документы и улыбнулся.
– Просто фамилия у вас… Не очень подходит к Святославу Семеновичу. Я и подумал – вдруг у вас настоящее имя тоже такое… – он покрутил в воздухе пальцами. – А вы его переделали. Так бывает.
– Нет, это мое настоящее имя.
– Да я понимаю. Просто у меня уже был один случай. Месяц назад старичка на вокзале нашли. А он ничего не помнит. И документов никаких нет. Ни где живет, ни кто родственники. Видно только, что он еврей… Простите.
– Ничего, ничего, – я изо всех сил делал вид, что мне интересно.
– Ну и вот, – капитан откинулся на спинку стула и, улыбаясь, потянулся, так что у него хрустнуло где-то в плечах. – Мы и не знали, чего с ним делать. А потом он сказал, что его зовут Изя. Фамилия – Винтерман. Пока искали его родню, он у нас в отделении жил. Куда его денешь? Но не нашли. Потом начали проверять заявления о розыске пропавших старичков. Одна старушка его опознала. Оказалось, что по документам зовут его вовсе не Изя, и даже не Винтерман. А Николай Иванович Патрушев. Просто родители в тридцатые годы его переименовали. Тогда почему-то не разрешали детям сильно еврейские имена давать. А он теперь помнил только про Изю. Даже старушку свою не узнал.
– А может, это была не его старушка? – неожиданно сказала Дина. – Вдруг она выдумала это все?
Капитан удивленно уставился на нее.
– Как это выдумала? А зачем он ей?
– Не знаю. Может, у нее свой старичок умер, и ей теперь одиноко. Она захотела себе нового старичка.
– Как это?
Девичьи глаза капитана широко распахнулись, и я понял, что надо немедленно вмешиваться.
– Так, может быть, мы пойдем? Если вы все закончили…
Он перевел свой удивленный взгляд на меня.
– Или вы не закончили?
Капитан вздохнул, сложил исписанный листок вдвое и опять посмотрел на Дину.
– Выйди в коридор. Мне надо поговорить со Святославом Семеновичем.
Дина отняла у меня свою руку, тяжело поднялась со стула и вышла из кабинета.
– Там тоже стулья есть, – крикнул в закрытую дверь капитан. – Посиди минут пять.
– Что? – она открыла дверь и снова заглянула в комнату.
– Я говорю – посиди там у входа рядом с дежурным. Сейчас я вас отпущу.
– А-а, – протянула Дина. – А я думала – вы хотите что-то сказать.
Капитан дождался, пока дверь за ней снова закроется, и посмотрел на меня.
– Вот, – сказал он с такой интонацией, как будто до этого говорил о чем-то важном для нас обоих, а мне теперь предстояло принять решение – согласиться с ним или нет. – Ну, что думаете?
Я покачал головой, потом пожал плечами, потом вздохнул и, наконец, сказал:
– Это ужасно.
– Я вас понимаю. У меня у самого дочь. Тоже не знаю – как уследить. Летом школу заканчивает.
Я поймал себя на том, что не могу отвести взгляда от этих его девичьих глаз. Они ждали от меня чего-то и требовали каких-то совсем не девичьих решений.
– Вы вступительные экзамены принимаете? – спросил капитан.
– Да, да, принимаю.
– Сможете нам помочь?
– А вы в какой институт планируете?
– В Физтех она хочет. Говорит – самое перспективное туда поступать.
– Ну да, у них очень сильная школа… Только я ведь преподаю литературу… Гуманитарное, так сказать, направление…
– Да ладно вам. Вы же профессор. У них там тоже профессора. Разве не договоритесь? По- профессорски.
– В принципе, можно поискать знакомых… Но мне сейчас нелегко вам так сразу сказать…
– А вы и не говорите. До лета времени у нас с вами полно. Тем более что и невестке вашей тоже надо сначала разродиться. Если до суда дело дойдет, то, пока не родит, никто ее вызывать не станет.
– А что, ее могут посадить в тюрьму? У нее же будет маленький ребенок.
– А за это вы не беспокойтесь, – махнул он рукой. – Такие колонии тоже бывают. Но до суда может и не дойти. Зависит от администрации магазина. Если заберут заявление – делу конец. А так – все должно идти своим ходом. Подождем. Может, и заберут. Что там она у них украла-то? Чепуха! Ну, так что? Поможете?
Я представил себе Дину с ребенком за колючей проволокой и закрыл глаза.
– Я постараюсь.
– Ну, вот и ладненько, – обрадовался капитан. – А то у нее с математикой совсем плохо. Учителя говорят – нанимайте репетитора. А где на него денег возьмешь? Третий месяц зарплату не видели.
Я открыл глаза.
– Вам что, тоже задерживают? Я думал – в милиции не должны.
Капитан нахмурился, и его глаза впервые перестали быть девичьими.
– Не должны, – зло усмехнулся он. – Они много чего не должны. Видно, одного путча им мало. Доиграются еще. Я в органах восемнадцать лет, и отец у меня – тридцать пять. И ни разу за все это время такого не было. Ни разу. Даже когда Сталин умер.
Он посмотрел на меня с таким гневом, как будто именно я был виноват и в смерти Иосифа Сталина, и в том, что офицерам милиции не выдают зарплату.
