Когда ложилась спать, задумала: пусть мне приснится будущий жених. Но сны по заказу не приходят. И мне никто не приснился. Неужели останусь старой девой? Нет, это мне не угрожает. У меня будет муж, и я даже знаю, каким он будет. Волевой, сильный, смелый. Мы станем вместе работать, ходить в кино, заниматься спортом. Муж — это большой, большой Друг.
Однажды, еще в начале учебного года, мне приснилось, будто я падаю в пропасть, а меня поймал на руки Володька Вялых из девятого «Б» и так легко, словно веса во мне нет, несет в гору. И мне совсем не страшно, а даже приятно. Нелепый сон. И все-таки я могу сказать по секрету дневнику: если бы я кого и полюбила из наших мальчишек, то только Вялых! Он настоящий!
А Володька меня? Нет, он хвальба, воображала первый сорт. Ему какая-нибудь девчонка улыбнется, а он уж воображает, рад-радешенек. Однажды, когда мы были с ним вдвоем на сцене, он вдруг бухнул: «Ты чего на меня глаза пялишь? Втюрилась, что ли?»
Откуда он мог узнать? Я его отчитала так, что не скоро забудет. Воображала несчастный!..»
В комнату ворвалась Ирина Лисовская.
— Ой, какой разгром ты учинила! Значит, проводы не устраиваешь? Зажимаешь? Если бы я была на твоем месте, Натульчик, ой и банкет бы отгрохала!.. Да, чуть не забыла! Там меня кавалер сопровождает. Можно позвать?
— Ты что? — испугалась Наташа. — Сама видишь, что здесь творится!
— А, ерунда! Со мной «трибун вузовского масштаба».
— Сазонкин? Что-то он за тобой как тень ходит? Не жениться ли собрался?
— Смеешься! Разве можно за такого, как Сазонкин, замуж выходить? Не человек, а флюгер!
Дверь отворилась.
— Коллеги, имейте совесть... Взываю к вашему нежному сердцу. Вы тут судачите, а я стою один как перст на лестничной клетке.
— Входи, Сазонкин, — пригласила Наташа. — Мы как раз о тебе вели разговор.
Сазонкин прижал к груди руку.
— Я счастлив. Но предупреждаю, что содержание этой бутылки может испариться, как девичьи грезы. Мы с Иришей не прочь осушить ее за твой отъезд.
Наталья Васильевна расставила рюмки. Достала из шкафа печенье, конфеты, халву.
— За твой отъезд! — подняла бокал Ирина. — За счастливую супружескую жизнь! Только бы войны не было. На самую границу едешь.
Сазонкин сразу подхватил тему о войне.
— Пока существует капиталистическое окружение, война неизбежна. Это я ответственно заявляю. Вполне категорически. Но в данный момент могу гарантировать: войны не будет. А почему? В данный исторический момент нашим дипломатам удалось обезвредить козни империалистов. Вы посмотрите, что произошло! Освободительный поход на запад Украины и Белоруссии, провозглашение Советской власти в Прибалтике — все это факторы, внушающие непоколебимую уверенность...
— До сих пор не пойму, Вячик, — прервала поток сазонкинского красноречия Ирина, — зачем ты пошел на медицинский? Тебе бы лекции читать! А так талант пропадает.
В дверь постучали. Вошла квартирная хозяйка,
— Вы меня извините, доктор. Вижу, гости у вас, но... у соседей беда стряслась... Сынок в яму свалился.
— Вот она, наша собачья должность! — поднялся из-за стола Сазонкин.
— Мы сами ее выбирали. Ира, когда будешь уходить, захлопни дверь, — попросила Наталья Васильевна.
...Мальчишка больше испугался, чем пострадал. Не было ни переломов, ни серьезных ушибов.
— До свадьбы-женитьбы все заживет. — Наталья Васильевна похлопала его по тугой щеке.
В комнату вошел военный в форме морского летчика.
— Я позвонил в поликлинику. Сейчас придет врач.
— Не надо, сынок, — ответила мать пострадавшего. — Вот врач уже смотрела. Говорит: ничего страшного. Спасибо ей. Это соседка наша. Знакомься, Володя.
Наташа замерла: «Это же Вялых! Легок на помине! Только-только о нем вспоминала».
— А ведь мы с вами встречались, товарищ Вялых. Легко же вы своих знакомых забываете.
— Наташа! Наталка! — Летчик привлек к себе Наталью Васильевну, поцеловал. — Вот здорово! Ну и встреча! Мать, да это наша кировоградская Наталка Виноградова! Из Четвертой школы. Тебя сам бог послал, чтобы скрасить мне отпуск.
— А ты не изменился. По-прежнему считаешь, что мы, грешные, существуем только для того, чтобы вам, сильным мира сего, жизнь украшать.
— Вы садитесь, доктор. Сейчас чайку вскипячу, — засуетилась старушка.
— Извините. Недосуг мне. Дома гости ждут. Проводы у меня...
— Ну, тогда я тебя провожу. На правах земляка. — Вялых надел фуражку с эмблемой, сверкающей позолотой.
Наташа не застала дома ни Ирины, ни Сазонкина. На столе лежала записка: «Пошли в кино смотреть «Истребители».
— Может, и мы пойдем в кино? — предложил Вялых. — С летчиком посмотришь фильм о летчиках. Лучше усвоишь.
В кинотеатре билетов на ближайший сеанс не оказалось. Долго в этот вечер Наташа и Владимир бродили по горьковским набережным, вспоминая далекий родной Кировоград, его улицы, шумящие листвой каштанов, школу и своих друзей.
— Ты, наверное, уже женат? Обзавелся детьми? — спросила Наташа.
— Представь себе, девчат много, а на должность жены не подберешь. Плохих не хочу, а хорошие не любят.
— Какие перемены! В школе ты во всех девчонок влюблялся...
— Не во всех, а в некоторых. Помнишь, даже на школьном тополе вырезал: «Н + В = ДНВЖ». Помнишь? «Наташа плюс Владимир равняется дружба на всю жизнь».
— И в это время строил глазки Тамарке из девятого «А».
Вялых самодовольно засмеялся.
— А я так и думал, что ты ревнуешь. Но сейчас Тамары нет, а тебя послал мне сам всевышний.
— Господь бог опоздал. В субботу я уезжаю к мужу, на границу. Да ты его знаешь. Это твой тезка — Володя Рывчук.
Наташа почувствовала, как дрогнула рука Вялых. Квартал за кварталом шли молча. Прощаясь, Вялых с наигранной беспечностью сказал:
— Не везет. Опоздал... А ведь ты моя первая любовь, Наталка. В субботу приду на вокзал.
— Зачем?
Вялых не ответил, молча козырнул и пошел прочь.
Скорый из Горького прибывал в Москву в одиннадцать утра. Это время устраивало Наталью Рывчук. Она знала, что на вокзал придет встречать мать ее мужа. До одиннадцати часов они успеют выспаться в это воскресное утро. Выспаться для москвичей, работающих в правительственных учреждениях, не так просто. По установившимся порядкам в наркоматах и в более высоких учреждениях работают до поздней ночи. Свекровь в одном из писем, отвечая на вопрос Наташи о театральных новинках, призналась: «В театрах не бываю. Возвращаюсь со службы в два-три часа ночи. Случается, и на рассвете...» Почему? Какая нужда в ночных бдениях? Этого Наташа не могла понять.
Может быть, так и нужно работать тем, кто стоит у руля государственного корабля? И все же пусть хотя бы в воскресенье свекровь выспится. Не будет вставать из-за нее чуть свет.
За окном вагона мелькают подмосковные дачные поселки, огражденные белоствольными березами, стройными елями. На домах частокол радиоантенн. Пассажиры укладывают чемоданы, собирают разбросанные вещи. В дверь купе заглядывает Владимир Вялых.
— Наташа, тебе не понадобится грубая физическая сила?
— Нет, нет! — испуганно отвечает Наталья Васильевна Рывчук. — Я сама... Меня будут
