— Дароты снятся?
— Хуже, чем дароты. Этот сон мне снится вот уже несколько лет.
И он вкратце пересказал Форину свой сон.
— Почему же ты не убил демона? — спросил Форин.
— Не знаю.
— Дурацкая штука — сны, — проворчал гигант. — Мне как-то снилось, что стою я голый посреди рыночной площади, где на всех лотках продают медовые коржики, а они так и кишат червями. И все их покупают и бахвалятся своими добродетелями. Полная бессмыслица.
Тарантио покачал головой.
— Не совсем. Ты в отличие от многих человек твердых принципов. Ты знаешь истинную цену верности и дружбе, а другие видят только то, что ты сражаешься за жалованье. Купцы, горожане, крестьяне — все презирают солдат. Они считают нас жестокими убийцами — и это так. Зато мы быстро узнаем, что жизнь частенько коротка и всегда непредсказуема. Мы деремся за золото, но знаем, что настоящая дружба стоит больше, чем золото, а у верности и вовсе нет цены.
Форин помолчал немного, затем ухмыльнулся.
— И при чем тут моя нагота и червивые коржики?
— Ты не ценишь то, что ценят другие. Ты не купишь то, что купят они. Что до наготы — ты отбросил все, что для них самое главное.
— Мне это нравится, — заявил Форин. — Чертовски нравится. И что тогда означает твой сон?
— Поиски того, что для меня потеряно. — Тарантио не хотелось продолжать этот разговор, и он переменил тему. — Я сегодня видел тебя и твоих людей в доспехах. Теперь я понял, что ты имел в виду.
— Вид у нас нелепый, верно? — ухмыльнулся Форин. — Зато доспехи замечательные. Особенно наручные щитки — они так подогнаны друг к другу, что почти не замедляют движение. Невероятно! В таких доспехах, пожалуй, я бы мог свалить дарота.
— Ну да, — согласился Тарантио, — ты бы мог застичь его врасплох, когда он будет корчиться от смеха.
— Вино еще осталось? — осведомился гигант и, не дожидаясь ответа, направился в кухню. Вернулся он с кувшином и двумя кубками.
— Мне не нужно, — сказал Тарантио. — От вина я только чаще вижу сны.
Форин наполнил кубок и единым махом опрокинул его в рот. Утерев бороду тыльной стороной ладони, он растянулся на кушетке.
— Что ты думаешь о Венте? — спросил он.
— В каком смысле?
— Да я так… интересно стало. Они с Карис, похоже…очень близки.
— Вполне возможно, что он ее любовник.
— С чего ты так решил?
— Из опыта. Где бы ни была Карис, у нее всегда есть любовник — уж такая она женщина.
— Это… какая же? — холодно процедил Форин и его зеленые глаза угрожающе сузились.
Мечник увидел, что в них плещется гнев.
— Я сказал что-нибудь не так? — уточнил он.
— Да вовсе нет, — ответил Форин, выдавив подобие улыбки. — Говорю же — просто интересно.
— Карис необыкновенная женщина — вот что я имел ввиду. Где бы я ни служил под ее началом, у нее всегда был другой любовник. Порой даже и не один. Однако на ее успехи это никак не влияло. Похоже, ни в одного из них она не была влюблена.
— И, много их было?
— Боги, мне-то откуда знать?! Но Вент был одним из них. И сейчас тоже.
Форин осушил второй кубок.
— Лучше бы я никогда ее не встречал! — с чувством проговорил он.
Тарантио с минуту молчал.
— И когда же ты ее… встретил? — негромко спросил он. Форин поднял на него глаза.
— Проклятие, неужели это так заметно?
— Что случилось?
На сей раз Форин не стал возиться с кубком. Он поднес к губам кувшин и, запрокинув голову, выпил все до дна.
— Она пришла ко мне как-то ночью, хотела порасспросить о даротах. Потом мы… ну, в общем, ты понимаешь. Что-то странное тогда случилось со мной — она застряла у меняв сердце, как заноза. Я все время думаю о ней.
— А с ней ты об этом говорил?
— О чем? Она меня избегает, Чио, разве что если мы не одни. Почему она так поступает?
— Нашел, кого спрашивать! Я никогда не понимал женщин.
— Ты когда-нибудь влюблялся?
— Да, — ответил Тарантио, удивляясь сам себе.
— Ну а я — ни разу. Я даже не знаю, вправду ли это любовь. Может, если б я снова с ней переспал, все стало бы на свои места и я больше не думал бы о ней день и ночь.
— Спроси его, хороша ли она в постели, — подсказал Дейс.
— Может быть, с ней случилось то же самое, — сказал Тарантио. — Может быть, она тоже никак не может забыть о тебе. Думается мне, она не хочет влюбляться и обычно заводит любовников только для того, чтобы утолить голод плоти.
— Никогда у меня не было такой ночи… и, наверное, уже не будет, — проговорил Форин и тяжело вздохнул. — Если это и впрямь любовь, то я от нее не в восторге.
С этими словами он улегся на кушетку и через минуту уже тихонько похрапывал.
— Что это с тобой? — осведомился Дейс. — Ты бы мог выспросить у него подробности…
— Дейс, тебе снятся сны?
— Я ведь уже говорил тебе, что не вижу снов.
— Говорил. Только я уверен, что это ложь. С какой стати ты мне солгал?
— Братец, твоя логика хромает на все четыре ноги. Тарантио вернулся в постель, лег и натянул повыше одеяло. Уже погружаясь в сон, он услышал шепот Дейса:
— Спасибо, братец!
— За что? — сонно спросил Тарантио.
— За то, что ты нас не убил.
Оттепель продолжалась, и жизнь в городе закипела с удвоенной силой — все незаконченные дела завершались в лихорадочной спешке. Карис и Озобар встречались по десяти раз на дню и засиживались допоздна, обсуждая военные планы, испытывая новое оружие — втайне, чтобы ни единое слово об этом не проникло в войске, размещенные на стенах.
Вент водил на север отряды разведчиков, высматривая, не появятся ли дароты. Форин без устали натаскивал своих пятьдесят силачей — они упражнялись в полном облачении до тех пор, покуда доспехи не стали казаться им второй кожей. Герцог, Пурис и прочие чиновники трудились не покладая рук, дабы приготовиться к отправке беженцев.
И вот этот день настал — на четыре дня позже намеченного срока. Тысячи горожан собрались в полях к югу от города, и Кэпел, опытный офицер, выбивался из сил, составляя из толчеи фургонов более или менее упорядоченный караван. Несмотря на суматоху, беженцы втайне радовались — ведь они уезжали от смертельной опасности. Шира и Дуводас простились с заплаканным Кефрином, и теперь их фургон стоял последним. Они сидели рядышком на козлах, ожидая своей очереди. Дуво то и дело отрешенно поглаживал ладонью холщовый мешок, в котором хранилась Жемчужина. «Я верну вас», — клялся он мысленно, вспоминая безмолвный город и застывшие во времени фигуры эльдеров.
— Чудесный сегодня день, — заметила Шира.
— Боюсь, что Кэпел вряд ли с тобой согласится, — отвечал Дуводас, указав на кряжистого, с седеющей бородкой офицера, который носился галопом вдоль цепочки фургонов, пытаясь навести хоть подобие
