— Вы не очень-то разговорчивый спутник, — заметил Дундас, снимая шлем и прочесывая пальцами волосы. Нездешний, не отвечая, направил коня влево и пустил его рысью вперед. Солдат тут же загородил ему дорогу. — Генерал желает, чтобы мы сохраняли строй, пока движемся через опасную местность, — спокойно сказал Дундас. — У вас нет возражений?
— А если есть, тогда что?
— Это ненадолго, уверяю вас.
К концу дня Дундас оставил попытки завязать разговор с темноволосым воином. Офицер не знал, зачем Карнак приказал его охранять, и не слишком задумывался над этим. Так уж заведено у Карнака — объяснять только самое необходимое и требовать неукоснительного исполнения. Из-за этого служить у него под началом бывает порой очень солоно.
— Что он за человек? — спросил вдруг Нездешний.
— Извините, я отвлекся. Что вы сказали?
— Что за человек генерал?
— Зачем вы хотите это знать?
— Из любопытства. Насколько мне известно, он был первым дуном какого-то захолустного форта, а теперь вот генерал.
— Разве вы не слышали об осаде Харгата?
— Нет.
— Лучше бы вам послушать самого генерала. Эта история обросла уже столь живописными подробностями, что я не удивлюсь, если мне скажут, будто там летали драконы. Но делать нечего — расскажу сам, если желаете.
— Вы тоже были там?
— Да.
— Это хорошо. Предпочитаю рассказы из первых уст.
— Итак, как вы уже знаете, Карнак был первым дуном Харгата. Форт этот невелик — раза в два больше Мазина, и рядом с замком имеется... имелся небольшой городок. У Карнака под началом было шестьсот человек. Вагрийцы заняли Скодию и окружили Харгат, требуя, чтобы мы сдались. Мы отказались. Весь день они штурмовали форт, а к ночи отошли в свой лагерь. За день мы потеряли шестьдесят человек, но держались стойко, и вагрийцы думали, что мы у них в мешке.
— Сколько их было?
— По нашей оценке тысяч восемь. Карнак загодя разослал разведчиков следить за действиями вагрийцев — он никогда не доверял их мирным обещаниям, — поэтому мы знали об их приближении. Знаком вам Харгат?
Нездешний кивнул.
— Тогда вы знаете, что в миле к востоку от него есть небольшой лесок. В предыдущую ночь Карнак укрыл там триста человек, и, когда вагрийцы уснули, обрушился на них, поджигая их палатки и распугивая лошадей. Наши ребята наделали столько шума, что всей дренайской армии было бы впору, а мы открыли ворота и ударили в лоб. Вагрийцы отошли, чтобы перестроиться, но мы к рассвету были уже в Скултике, перебив более восьмисот врагов. — Умно — но вряд ли это можно назвать победой.
— Как так? Их было вдесятеро больше, чем нас.
— Вот именно. Надо было отступать, как только вы получили весть о вторжении. Зачем было вообще принимать бой?
— Разве честь для вас ничего не значит? Мы дали им по носу и доказали, что дренаи умеют сражаться не хуже, чем бегать.
— И все-таки они взяли форт.
— Не понимаю я вас, Дакейрас, или как вас там зовут. Если вы такой охотник бегать, зачем вы тогда явились в Мазин и помогли Геллану?
— Это было единственное безопасное место — самое безопасное, какое я мог найти.
— Что ж, в Скултике вполне безопасно. Вагрийцы не смеют сунуться туда.
— Надеюсь, вагрийцы знают об этом.
— Что это значит?
— Так, ничего. Расскажите теперь об Эгеле.
— Зачем? Чтобы вы и над ним посмеялись?
— Вы молоды, полны огня и видите насмешку там, где ее нет. Не вижу кощунства в том, чтобы обсуждать решение того или иного военачальника. Быть может, решение Карнака дать, как вы говорите, по носу вагрийцам было правильным — хотя бы в целях поднятия боевого духа. Но на мой взгляд, это была опасная затея, которая могла обернуться против него же. Что, если враг прочесал бы лес? Карнаку пришлось бы бежать, бросив вас и еще триста человек на произвол судьбы.
— Но вагрийцы не сделали этого.
— Вот именно — потому-то он и герой. Я знавал многих героев. Ради того, чтобы они обрели это звание, умирали в основном другие.
— Я с гордостью умер бы за Карнака — он великий человек. И остерегайтесь оскорбить его — иначе вы рискуете скрестить клинок с каждым, кто вас услышит.
— Я понял, Дундас. Его особа священна.
— И это только справедливо. Он не посылает людей на опасное дело, сам оставаясь в стороне. Он всегда находится в гуще боя.
— Это мудро с его стороны.
— А теперь вот он намерен отправиться в Пурдол. Разве тщеславный человек способен на такое?
— Пурдол? Но ведь город окружен.
Дундас прикусил губу, покраснел и отвернулся.
— Буду вам обязан, если вы не станете передавать этого дальше. Мне не следовало об этом говорить.
— Болтливостью я не отличаюсь. Можете быть спокойны.
— Очень вам благодарен. Это гнев заставил меня проболтаться. Карнак — великий человек.
— Не сомневаюсь. Ну а теперь, когда мы убедились, что можем доверять друг другу, вы ведь не станете возражать, если я проеду вперед и поговорю с моими спутниками?
На лице Дундаса отразилась крайняя растерянность, но потом он решился.
— Разумеется, поезжайте. И я с вами — мне тоже хочется проветриться.
Оба на рысях добрались до середины колонны. Карнак, заслышав их, обернулся в седле.
— Добро пожаловать, Нездешний, — усмехнулся он. — Ты немного опоздал — я рассказывал о Харгате.
— Дундас рассказал мне. А в вашем изложении присутствовали драконы?
— Пока нет, но я подумаю над этим. Поезжай со мной рядом. Выходит, вы с Гелланом старые друзья?
— Да, мы были когда-то знакомы, — сказал Геллан, — но не слишком близко.
— Пусть так. Скажи-ка, Нездешний, почему Братство преследует тебя?
— Я убил сына Каэма.
— За что?
— Его отец задолжал мне.
— Мне противно слушать! — взорвался Геллан. — Извините, генерал, но мне нужно немного размяться. — Карнак кивнул, и Геллан отъехал прочь.
— Странный ты человек, — сказал Карнак.
— Вы тоже, генерал, — с холодной улыбкой ответил Нездешний. — К чему вы стремитесь?
— К победе — к чему же еще.
— И к бессмертию?
— Не суди обо мне превратно, Нездешний, — улыбнулся Карнак. — Я отнюдь не дурак. Да, я тщеславен, я самодоволен, но моя сила в том, что я об этом знаю. Я лучший полководец и величайший воин всех времен. Да, я хочу бессмертия. И рыцарем, достойно принимающим свое поражение, я в истории не останусь — будь уверен.