занятие не из почтенных, на это идут от большой нужды. Так что, особо ей гордиться нечего. Но хорошие деньги недурно сглаживают общественное осуждение.
Так с изумлением Лён узнал, что население Селембрис имеет к небесным магам двоякое отношение: с одной стороны их уважают и боятся, как представителей неоспоримой власти, а с другой стороны не слишком любят, считают заносчивыми и надменными.
— Я же говорил тебе: вылезай почаще из своих книжек, — толковал Паф, — Теория, конечно, нужна, но жизнь порой подносит такие сюрпризы!
— Ты только не говори нашим, как я лоханулся! — зашептал смущённый Лён.
— Само собой. И вообще, не бери в голову, ты в этом не виноват. Такие вещи надо понимать. Представь себе: простая, бедная, не слишком умная девица со вбитой в голову общепринятой моралью. Ей внушено, что продавать себя за деньги — стыдно. А куда деваться: век, что ли, служить посудомойкой? Ну пролетит в каждодневных заботах её миловидность очень быстро — кому она будет нужна? А деньги — это уже серьёзнее. За деньги можно и сокровищем пожертвовать. Но как быть с моралью? Как совместить несовместимое? Как потом оправдывать в глазах общества нажитое легким трудом имущество? Ведь их хоть открыто и не осуждают, но всё же брезгуют — связь с дивоярцем вещь не слишком почётная: а ну как маленький маг народится? Или, представь, пройдёт несколько поколений, и во вполне благополучной семье, к тому времени уже довольно солидной и состоятельной, родится ребёночек с магическими данными — как я, например. Какая-то из моих прабабок подгуляла с дивоярцем.
Паф усмехнулся, а Лён слушал, широко раскрыв глаза: такая сторона жизни как-то прошла мимо его сознания. Он всегда думал, что дивоярцев на Селембрис уважают — ведь они защитники волшебного мира!
— Вот твоей девушке и требуется какое-нибудь оправдание. Таким делом может послужить любовь. Да-с, любовь. Ну, на худой конец страсть, увлечение — не смогла, мол, совладать с природой. Денежки денежками, а я вся такая естественная! А ты ей этого дать не догадался, не умел быть обольстительным, как наш Пантегри — образец обаяния. Надо сказать, талант — не поймёшь, где играет, а где всамделишный. Вот он настоящий дивоярец, поскольку лишён сомнений.
С этими словами друга в голове Лёна сами собой всплыли слова Лембистора, брошенные им в досаде: настоящий дивоярец — никогда не оправдывается, ни в чем не сомневается. Демон ошибся — Лён не обладает этими качествами.
— Ты слишком для неё интеллигентен, — продолжал Паф в то время, как они оба выходили на улицу, оставив Грету с её деньгами, — Она тебя не понимает. Для неё ты худший вариант дивоярца.
— Так что же делать? — спросил Лён, ошеломлённый такой простотой и откровенностью друга — когда Паф всё это понял?
— Да то и делать: что хочешь, то и делать. Будь проще и не мучай себя размышлениями. Не устраивает тебя женщина — оставляешь и уходишь. Ты кого ищешь?
Лён задумался — не такой ему рисовалась избранница сердца. Да, он подсознательно всё время искал идеал. Слишком большое влияние на него оказало общение с Гранитэлью, а также первый сексуальный опыт, который помог ему освоить первый полёт в Вальпургиеву ночь. Осталась в памяти и прекрасная Ираэ — как укор слишком прагматичному отношению дивоярцев к теме любви.
— Я тоже об этом размышлял, — продолжал Паф, надевая на руки перчатки, а на голову пушистую меховую шапку из песца — на улице шёл снег. — Каждый дивоярец, как я понял, решает свой вопрос по- своему. Никто не следует правилам в точности. И влюбляются, и тайно женятся, и детей заводят на свое несчастье. Или на счастье — уж не знаю. Сейчас мы как бы проходим первый этап посвящения в проблему, а потом всё как-то перетрётся — жизнь не обманешь.
Они медленно двинули вдоль улицы, разглядывая цветные фонари и гирлянды — город гулял. На улицах полно народу, на площади перед дворцом играют музыканты, продаются горы всякой снеди. Обольстительно пахнет горячими пирогами. Народ хаотично перемещался в разных направлениях, было много подвыпивших и веселых людей, смеялись девушки. Дивоярцев то и дело задевали плечами и не особенно обращали на них внимание, да и едва ли можно было признать в этих вполне добротно, но не особо богато одетых молодых людях высокопоставленных гостей — они терялись в общей суете праздника.
— Когда-то я очень любил выбираться за пределы дворца, — мечтательно сказал Паф, рассеянно глядя на раскрытые ворота королевской резиденции, — Мы с братом обожали такое проделки. Забегали в кондитерскую, словно своих поваров не хватало! Подвязывали господину лекарю к дверной ручке дохлую крысу — весело! Только в зону наваждения не ходили — отец настрого запретил. Наша мать однажды там пропала.
— Зона наваждения? — очнулся Лён.
— Ну да, разве ты не видел, когда мы приближались к городу сверху? Это такой пустынный район — там нет ни пашен, ни селений. Некогда мой уж не могу сказать точно в каком поколении пра-пра-прадед, Сильван Хромой, вольный наемник, вторгся в эту область во время одной междоусобной войнушки, убил местного короля и овладел королевой. Человек он был жестокий и грубый, в средствах не стеснялся, жаждал власти и денег. Афёра его вполне удалась, и он занял место на троне, тем самым положив начало династии Сильванджи. Так вот, королевство было довольно слабым именно по той причине, что соседствовало с областью наваждений. Жителям всегда здесь было тесно — королевство зажато между горами, соседними владениями и зоной волшебства. Население увеличивалось, требовалось больше земли для посева, а дивоярцы запрещали вторгаться в зоны сказки. Представь, там великолепные долины, полноводные реки, а трогать всё это нельзя. Мало того, зона постепенно расширялась — никто не знает, почему это происходит. Но жители думают, что это работа Дивояра — есть причина людской подозрительности и недовольству. Так постепенно в зоне сказки оказалось несколько селений со всеми жителями, и судьба их неизвестна. Так что положение у моего брата незавидное — не хотел бы я быть на его месте. Ведь потеря части владений это всегда утрата какой-то ремесленной области. Представь, тут запрещено добывать железную руду, хотя горы содержат месторождения полезных ископаемых. Поэтому все металлические изделия тут покупают у соседей — за большие деньги, между прочим! Это опасная разбалансировка государственного экономического уклада. И вот был бы я герцогом Дагмурским, вторым лицом после короля — такая мелочь при громком звании! Нет, мне повезло, что я оказался магом и попал в Дивояр. Я готов нести служение при любом королевском дворе и соблюдать интересы Дивояра, а значит и Селембрис. Люди слишком быстро плодятся, им всегда мало земли, доходов, власти — отсюда войны. Им мало просто жить безбедно — надо как можно больше захапать себе. Совсем, как эта Грета — дали денег, в ней тут же проснулась алчность. И давай она выматывать из тебя как можно больше. Это обычное человеческое свойство, за что я презираю людей. Дай им волю, они всю волшебную страну разорят. Дивоярцы правильно делают, что неукоснительно и последовательно придерживаются своей линии — и так веками, тысячелетиями. И я готов служить верой и правдой этой великой идее.
Паф разгорячился от своей речи, словно спорил с невидимым собеседником. И Лён понял, что не всё так просто у него — какие-то вопросы он всё ещё решает для себя. Не прошла у него обида на мага Дишоана и на премьера Лейхолавена. А что, собственно, случилось? Ничего особенного — обычное дело в волшебной стране. У ребёнка обнаружился дар магии. И его тут же поспешили от греха подальше отправить в лес к какой-нибудь местной бабе Яге или колдуну. Себе дороже оставлять при себе такое дитя — кончится оно плохо. Не потому ли отец Пафа, то есть Алая — таково его настоящее имя — долго не прожил после этого? Всё же сказался странный магический рок, преследующий дивоярцев.
— Я тоже так считаю, — согласился Паф, когда друг высказал это предположение. — Ни в чем он не виноват, не ему решать было.
— Ты его любил? — спросил Лён.
— Да, — печально ответил принц-изгнанник.
Зона наваждения в самом деле подходила вплотную к городу, она даже захватила часть предместий — сверху оно было не слишком видно, поскольку всё покрывала густая снежная шуба. И всё же можно было отличить, где проходила граница — заснеженные поля, селения были связаны сетью дорог, и все они обходят стороной вполне пригодную на вид местность — с виду необитаемую. Лён уже знал по опыту, что видимость может быть обманчивой — войди он в такую зону, там обнаружится совсем другое. Ему прямо
