способен. Получить совет от самого Друсса-Легенды — это не пустяки! — улыбнулся вдруг сержант. — Будет что детям рассказать.
Но Кадису Петралису не суждено было стать отцом. Четыре месяца спустя он погиб, сражаясь спина к спине с сержантом Шиалисом против солдат королевы-колдуньи.
Рабалин, никогда прежде не бывавший в большом городе, с трудом верил собственным глазам. Чудовищно высокие дома с десятками балконов и окон наводили на него оторопь, как и храмы с массивными статуями. В родном городке ему представлялся верхом роскоши трехэтажный дом советника Массива — здесь этот дворец сочли бы жалкой хибарой. Набалин сосчитал окна в здании, мимо которого шел. Шестьдесят шесть! Это какую же семью надо иметь, чтобы заселить такой дом?
Скоро, впрочем, начались более узкие булыжные улочки где такого великолепия уже не было. Рабалин жался к Скилганнону, Друссу и Брейгану. Его изумляло, как люди, живущие здесь, умудряются не заблудиться. Улицы встречались и пересекались, обтекая дома, как реки. Повсюду кишел народ, и в толпе постоянно мелькали перевязанные солдаты. Почти все лавки позакрывались. Люди собирались на перекрестках, стараясь выменять или выпросить что-нибудь съестное.
Друсс повел их через большой парк. До войны этот сад был, наверное, очень красив со своими статуями и фонтаном посреди озера. Теперь в нем разбили палатки, вокруг которых сновали изможденные, оборванные люди.
— Какие они все несчастные, — заметил Рабалин.
— Были бы еще несчастнее, будь у них правители получше, — бросил брат Лантерн.
— Как так? — удивился Рабалин.
— А ты подумай.
Прошагав еще около мили, они пришли к воротам, у которых стояли двое высоких часовых в красных плащах и серебряных шлемах. Один, с расчесанной натрое черной бородкой, встретил Друсса улыбкой.
— Удивляюсь, как это ты еще жив до сих пор.
— Поправить это пытались многие, видит небо, — усмехнулся в ответ Друсс. — Да только народ нынче стал жидковат — сплошь кисейные барышни в латах, точно как ты, Диагорас.
— Вы, старички, вечно твердите, что в старину лучше жилось. Может, все проще? Молодые, глядя на тебя, вспоминают своих дедушек, и совесть им не позволяет биться с тобой.
— Может, и так, — согласился воин. — Мне в мои преклонные годы всякая поблажка на руку. Слышно что-нибудь об Орасисе?
Улыбка на лице часового погасла.
— Не так чтобы очень. Нашелся его слуга, едва живой. Он сидел в темницах под Ареной. Его нашли датиане, когда открыли тюрьму.
— В темницах? Что за нелепица! А теперь он где?
— Лежит в Белом дворце. Завтра я устрою тебе пропуск. Куда ты теперь направляешься?
— В гавань, в «Красный олень». Как у них там с едой?
— Терпимо, но выбор не тот, что раньше. Теперь, когда датиане сняли блокаду, станет полегче. В порту уже разгружается шесть кораблей, и старина Шивас под шумок пополняет свои кладовые. Я приду, когда сменюсь, и помогу тебе одолеть бутылку-другую.
— Размечтался! Стоит вам, юнцам, понюхать винную пробку, как вы сразу под стол валитесь. Но если поставишь выпивку, я покажу тебе, как это делается.
— Скажем так: платить будет тот, кто первым свалится.
— А я о чем толкую?
Рабалин, слушая их, заметил, что дренайский солдат то и дело поглядывает на брата Лантерна, который, стоя чуть в стороне, разговаривал с Брейганом.
— Они все тоже идут с тобой в «Красный олень»? — спросил Диагорас.
— Не все. Монашку надо на Винную улицу, к своим старейшинам. А что?
— Этого воина я уже видел, Друсс. Наш гарнизон два года стоял в Пераполисе, мы ушли оттуда перед самым концом. Наашаниты обеспечили посольству и его охране беспрепятственный проход через свои ряды. Тогда-то я и увидал Проклятого. Такого не скоро забудешь.
— Ты мог и обознаться, — сказал Друсс, оглянувшись на брата Лантерна.
— Не думаю. Но я пропущу его, если ты за него поручишься.
— Ручаюсь, хотя будет лучше, если ты доложишь о нем своему начальству.
Диагорас кивнул и стал открывать ворота.
— Увидимся, как стемнеет.
— Запасись деньгами, чтобы счет оплатить.
— Я и подушку прихвачу, чтобы было куда пристроить твою старую голову под столом.
Друсс хлопнул дреная по плечу и прошел в ворота. Брат Лантерн, Брейган и Рабалин последовали за ним.
Уж смеркалось, когда они пришли к другим воротам, выходящим на горбатый мостик через реку. Здесь тоже стояла стража, могучие бородачи, белокурые и голубоглазые, в длинных кольчугах и рогатых шлемах.
Друсс поговорил с ними, и они открыли ворота.
— Перейдешь через мост, а там повернешь налево — вот тебе и Винная улица, — сказал Друсс Брейгану. — А на ней увидишь и свой собор.
Послушник поблагодарил и попрощался за руку с братом Лантерном.
— Спасибо тебе за все, что ты сделал для меня, брат. Да пребудет с тобой Исток, куда бы ты ни отправился.
— Не думаю, что его устроит такое общество, — вздохнул Скилганнон. — Ты все-таки решил принести обет?
— Думаю, да. Потом я вернусь в Скептию и буду служить по мере сил своих. — Брейган протянул руку Рабалину и предложил: — Пойдем со мной, если хочешь. Старейшины, возможно, знают, где искать твоих родителей. И они охотно предоставят тебе пристанище, пока ты их не найдешь.
— Я не хочу искать их, — ответил Рабалин.
— Если передумаешь, приходи — я здесь пробуду несколько дней. — Послушник вышел за ворота, остановился на мосту, помахал им рукой и ушел.
Глава 10
Старый двухэтажный домик, где помещался «Красный олень», смотрел на гавань и на море. Сюда постоянно захаживали дренайские солдаты и офицеры, несущие службу в Посольском квартале. Даже вагрийские офицеры удостаивали таверну своим посещением — такой славой пользовались здешняя кухня, вино и эль. Две эти армии относились одна к другой с традиционной враждебностью, хотя войны между Вагрией и Дренаном никто из ныне живущих не помнил.
В другом месте эта враждебность непременно бы проявилась, но в «Красном олене» драк никогда не бывало. Ни один человек с той или другой стороны не желал связываться с Нивасом, суровым владельцем таверны. Степень его поварского искусства не уступала свирепости его нрава. Кроме того, память у него была долгая, и гость, вышвырнутый им из «Оленя», мог не рассчитывать на прощение.
Друсс и Скилганнон сидели за столом, глядя на освещенную луной гавань. Суда, несмотря на ночное время, продолжали разгружать, и подводы отъезжали от причалов, спеша доставить провизию в голодный город.
На сердце у Скилганнона было тяжело. Он не ожидал, что станет так скучать по маленькому послушнику. Брейган был последним звеном, связывавшим его с мирной, благостной жизнью, столь желанной для Скилганнона.
Таверна между тем наполнялась. У дальней стены выпивали и смеялись вагрийские солдаты. Многие
