ним на небольшом расстоянии. Впереди лежал густой лес, где мог скрываться враг. Гильден приближался к нему медленно, держа в левой руке лук с приготовленной стрелой. У самого леса ветер переменился. Конь насторожил уши и прянул влево. Гильден успокоил его и стал присматриваться. Вскоре в подлеске что-то зашевелилось. Оттуда вылез джиамад и уставился на него. Крупный зверюга, ростом около семи с половиной футов, широкий в плечах. Гильден подал коня назад, увеличив пространство между собой и чудищем. С короткого расстояния джиамад мог прыгнуть и загрызть лошадь. Рядом с первым появился второй, потом третий. Они не проявляли враждебности, но смотрели на всадника пристально. Ни на одном не было портупеи или какого-либо другого обмундирования. Беглые скорее всего.
— Это ты, Гильден? — позвал вдруг знакомый голос, и из леса, нисколько не опасаясь зверей, вышел молодой купец Ста-вут. — Рад тебя видеть. Алагир с тобой?
Сержант готов был поверить, что все это ему снится.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он.
Купец давно не менял одежды — Гильдену показалось, что он видит на ней засохшую кровь — и зарос бородой, но был, как всегда, весел.
— Это долгая история. Да ты не бойся. Мои ребята тебя не тронут.
— Твои ребята?!
— Я ж говорю, это долгая история. Я научил их охотиться.
Джиамадов стало еще больше, и конь Гильдена попятился. Сержант насчитал больше сорока зверей.
— Это что ж, все твои?
— Ну не то чтобы мои. Они вольные, видишь ли.
— Как же, как же! Я смотрю, на тебе кровь — это чья же, оленья?
— Нет, — вздохнул Ставут. — Мы побывали в бою. Расправились с солдатами, которые перебили мирных крестьян. Зрелище было не из приятных.
— Может, сядешь со мной на коня, Ставут? — предложил Гильден. — Я бы отвез тебя к Алагиру.
— Нет, ребят я одних не брошу. Ты знаешь, что с юга сюда идет целая армия? Мы видели. Тысяч двадцать или тридцать, должно быть. Вот мы и подались на север, чтобы уйти подальше от них.
Гильден, еще не оправившись от удивления при виде Ставута с кучей зверей, увидел нечто еще более удивительное. Два здоровенных джиамада вывезли на опушку принадлежащий Ставуту фургон.
— Моих лошадей зарезали волки, — объяснил купец.
— Ничего не понимаю, — признался Гильден. — Ты бы все-таки поехал со мной. Ты, верно, думаешь, что эти звери ручные, но им доверять опасно. Это подлые твари.
— Подлые? А знаешь ли ты, что людей они убивают с большой неохотой? — рассердился Ставут. — Мы ведь невкусные. Они это делают по приказу и потому, что их на это натаскивают. Подлые твари — это мы, Гильден. Мне от них ничего не грозит. Поезжай и скажи Алагиру, что нам надо поговорить. Мы подождем его здесь.
Гильден шумно перевел дух.
— У тебя в голове помутилось, парень. Наша работа — убивать эту нелюдь. Что, по-твоему, будет, когда сюда явится Ала-гир? Думаешь, он будет с тобой разговаривать? Он ненавидит зверье не меньше, чем я. Приди в себя, Ставут, и едем со мной.
— Я был бы рад повидать Алагира. Он мой друг, как и ты, Гильден. Я хотел рассказать ему о неприятельской армии, но это можешь сделать и ты, а я останусь с ребятами. — Ставут хотел уйти, но обернулся. — Мы не причиним вам вреда. Мы просто идем на север. Но если вы погонитесь за нами, то пожалеете.
— Так ты переметнулся на их сторону? Против нас? Нет, ты и вправду спятил.
— Убери свой лук, Гильден, и поезжай.
— Ты же знаешь, что мы вернемся.
— Я знаю, — процедил Ставут. — Знаю, что ваши дозоры насчитывают обычно пятьдесят
— Ты натравишь зверье на своих друзей? — ужаснулся Гильден.
В глазах у Ставута появился недобрый блеск.
— Троньте только моих ребят, и я сам вырежу тебе сердце!
— Я тебе это припомню, предатель, когда встретимся снова, — сказал Гильден и поскакал обратно к холмам.
Увидев коня, Скилганнон не поверил своим глазам. Это был белоснежный красавец с крепкими ногами, мощным крупом, длинной шеей и гордыми огненными глазами. С ним было еще шестеро лошадей, все оседланные, но всадники подевались куда-то.
Велев Аскари с Харадом оставаться на месте, чтобы не вспугнуть лошадей, Скилганнон стал потихоньку спускаться в ложбину. Он не отрывал глаз от белого скакуна, в котором сразу признал вентрийского чистокровку. Таких он в этом мире еще не видел. В его время кони этой породы стоили несколько сотен золотых рагов. На них ездили короли, принцы и полководцы.
Видя, что все кони, прижав уши, смотрят на него, он медленно опустился на траву и заговорил с ними тихо и ласково:
— Как вы здесь очутились, красавцы мои? И что за счастливцы на вас скакали? — Нарвав два пучка
