понимаешь, что это значит?
— И что же, по-твоему, это значит?
— Один из нас заблуждается.
— Или оба. Счастье, что мы с тобой на одной стороне.
— Счастье переменчиво, — хмыкнул Декаде Скилганнон сел на коня.
— Расскажи мне все, что знаешь о Вечной Гвардии. Как их учат, какая у них тактика, какое вооружение.
— Конные или пешие, они всегда атакуют. И всегда побеждают — как и ты, родич.
Унваллис о многом мечтал в своей долгой жизни, и почти все его мечты сбылись — кроме одной. Ни одна из его многочисленных женщин почему-то так и не родила от него. Он всегда немного сожалел об этом, но сейчас не испытывал ничего, кроме счастья.
Он лежал в королевской постели. Джиана свернулась рядом, положив голову ему на плечо, закинув на него ногу. Она спала совсем как ребенок, и Унваллис испытывал к ней чисто отеческую нежность. Он лежал тихо, поглаживая ее длинные черные волосы. Разум говорил ему, что это только иллюзия, что рядом с ним спит жестокий тиран, на чьей совести гибель целых народов. Но чувства в темноте шатра говорили громче и побеждали разум.
Так прошел час. Унваллис задремал и внезапно проснулся.
Открыв глаза, он увидел над собой серое лицо Тени. Укол кинжалом в плечо, и Унваллиса быстро сковал паралич. Еще две Тени подошли к ложу. Джиана вздрогнула и хотела сбросить с ног одеяло, но они тут же набросились на нее.
Унваллис даже пальцем не мог шевельнуть, чтобы ей помочь. Даже веки его не слушались, и у него на глазах серое лезвие кинжала вошло в сердце Джианы. Она упала на постель, глядя мертвыми глазами в неподвижные глаза Унваллиса. Еще миг, и Тени стащили ее труп с кровати.
Он не видел, как они вынесли ее из шатра. Несколько мучительных часов он пролежал с раскрытыми, пересохшими глазами. Потом пришел Агриппон с лекарем. Вдвоем они усадили Унваллиса. Вскоре он стал чувствовать свои руки, а следом пришла страшнейшая головная боль.
Когда дар речи вернулся к нему, он произнес одно только слово:
— Джиана.
— Тени уложили часовых, — сказал Агриппон. — Мы не нашли никаких следов.
— Ее убили, — сказал Унваллис. — Кинжалом в сердце. И унесли ее тело.
Алагир, сидя на каменистой почве у кромки воды, снял шлем и кольчугу. Солнце пригревало, но от пруда веял прохладный ветерок. Кругом блаженствовали Легендарные, не считая высланных на восток разведчиков. Напоенные кони стояли в тени утеса.
К нему подсел Гильден, тоже без лат, в одной серой рубахе до колен. Сейчас он больше походил на строгого учителя, чем на солдата.
— Твоя рубашка знавала лучшие дни, — заметил Алагир.
— Да, раньше она вроде была зеленая. — Гильден поплескал водой на лицо. — Любопытно знать, какая тут глубина.
— Откуда этот пруд вообще взялся? Дождевая вода натекла в яму?
— Трудно сказать. В пустыне такие вот водоемы могут быть связаны с колодцами и даже с подземными озерами. Потому, наверно, древние и проложили дорогу близко к этим утесам. Отличное место для караванщиков, ехавших от моря в Гульготир или Гассиму. Тут тебе и отдых, и водопой. — Гильден посмотрел на ту сторону пруда, где сидела Аскари с мрачным Харадом. — Красивая девушка. Ставуту повезло.
— Хорошо бы нам всем повезло. Скоро мы встретимся с Вечной Гвардией и двумя сотнями джиков.
— А где он сам, Ставут? — Гильден огляделся по сторонам.
— Он и вся стая ушли с Декадо и Скилганноном. Разведать другие перевалы, посмотреть, где Вечные могут нас обойти.
— Хоть бы они вовсе нас не нашли, — засмеялся Гильден.
— Знакомое чувство. Но что мы в таком случае будем делать, дружище? Вернемся домой и поляжем в стычке с другим таким же полком или с двумя полками, с тремя?
— Твоя правда.
Аскари пришла к ним, обогнув пруд.
— Такая чудесная вода, а никто не купается. Почему? Гильден засмеялся, Алагир же покраснел и промямлил:
— Да мы, знаешь ли... неважно плаваем.
— Я чего-то не понимаю? — спросила Аскари у Гильдена.
— Похоже на то, девушка.
— Слушай, Гил, заткнись! — угрожающе произнес Алагир.
— Наше общество придерживается древних ценностей, порою невероятно глупых, по правде сказать, — как ни в чем не бывало продолжал тот. — Женщины у нас делятся на три категории: непорочные девы, жены и шлюхи. Первые две категории пользуются почетом, третья служит для удовольствия. Удовольствие этого рода, разумеется, сопряжено с тяжелым гнетом вины.
