Уже не раз в своей молодой жизни он принимал неправильные решения, но никогда еще последствия не давали о себе знать так быстро. Киньон отправился к односельчанам с благоприятной вестью, а новоявленный вожак пошел взглянуть на своих лошадей. Подойдя, он увидел, что они чем-то напуганы. Скороход с прижатыми ушами и глазами навыкате рыл землю копытом, Ясный тоже не находил себе места. Ставут не распряг их, а повозку поставил на тормоз.
— Ну-ну, — стал уговаривать он. — Не волнуйтесь, ребятки, сейчас овса дам.
В этот миг закричала одна из женщин. Скороход попытался встать на дыбы, и повозка зашаталась. В лагерь вошли джиама-ды — трое с севера, четверо с юга. Селяне сбились в кучу. Оружия ни у кого не было.
При луне Ставуту показалось, что он узнал зверя, шедшего во главе — здоровенного, отчасти медведя, должно быть. Это с ним Скилганнон разговаривал в той пещере. Как же его звать-то, провалиться бы ему в семь преисподних?
Зверь подошел к самому большому костру и проворчал:
— Кто главный?
Крестьяне, когда первое оцепенение прошло, стали показывать на Ставута.
— Не любишь ты меня, а? — сказал купец, глянув в ночное небо, вздохнул и направился к джиамаду.
От природы Ставут был наделен даром подражания. Услышав человека хотя бы один раз, он мог скопировать его в точности. На кораблях со смеху покатывались, когда он изображал кого-нибудь из помощников. Сейчас он решил скопировать Скилганнона, и голос его, несмотря на растущий страх, прозвучал властно:
— Что тебе здесь надо, Шакул?
— Еда. — Янтарные глаза тяжело смотрели на Ставута.
— Почему вы не охотитесь? В лесу много оленей.
— Очень быстрые. Убегают. Мы едим лошади.
— Нельзя, — твердо сказал Ставут.
— Нельзя? — опешил зверь. — Я чую мясо. Мясо хорошо.
— Ну а когда лошадей съедите, что вы будете есть?
— Голодные СЕЙЧАС! — рявкнул Шакул, наклонившись к Ставуту.
Ставут не отступил ни на шаг.
— Подождите, — сказал он, — и я накормлю вас. А завтра я научу вас охотиться на оленей, и у вас будет еда всякий раз, когда вы проголодаетесь.
Шакул замотал головой из стороны в сторону, сжимая и разжимая когти. Крестьяне замерли в страхе, но зверь остановился и повторил:
— Олени?
— Да. Хорошее мясо. Много.
— Нет олени, едим лошади?
— Олени будут, — с уверенностью, которой не чувствовал, ответил Ставут. — Скажи своим, чтобы отошли подальше, в ту сторону. Я принесу еды. — Шакул, постояв, махнул рукой шести другим джиамадам. Они отошли и уселись в восточной части поляны. Ставут на дрожащих ногах побрел к повозке.
— Что там такое? — спросил последовавший за ним Киньон. Ставут, порывшись внутри, передал ему два окорока и говяжью ногу.
— Это всё мясо, больше у нас нет, — заметил Киньон.
— Не всё. Есть еще я, ты и все прочие.
— Что же ты собираешься делать?
— Научу их охотиться.
— Ты разве охотник?
— Не будем углубляться. Мне и так сильно не по себе. Ставут, взвалив на плечо ногу, отнес ее джиамадам и кинул на землю, а сам поспешил удалиться. Он вернулся к лошадям и стал успокаивать их. Ясный, еще не пришедший в себя, попытался его куснуть, но Ставут вовремя отскочил.
— Еще раз так сделаешь, и я скормлю тебя им, — сказал он. Джиамады рвали зубами мясо и грызли кости.
Говяжьей ноги хватило им ненадолго. Ставут, посоветовав крестьянам ложиться спать, с бьющимся сердцем вернулся к зверям и позвал Шакула. Отойдя с ним к поваленному дереву, купец сел и спросил:
— Почему вы не возвращаетесь в свой полк?
— Офицеры нет. Офицеры мертвые, нас убьют. Где Два Меча?
— Он скоро будет здесь. Расскажи мне, как вы охотились на оленей.
Шакул присел на корточки.
— Нюхать, гнаться. Они очень быстрые. Ты ловить олени?
— Мы их вместе поймаем. Завтра.
