волосами и сломанным носом.
— Я против, Торис, но если семеро согласятся, я буду восьмым. Тут есть еще одно: цирк Оризис в этом году снова стал убыточным, и денег на зимнее жалованье нет. В прошлом году некоторые из вас подрабатывали в доках и на лесоповале в горах. В этом году из-за плохого урожая работу в городе будут искать примерно шесть тысяч рабочих. Найти работу будет очень трудно. Если мы примем предложение Палантеса, каждый сразу получит половину зимней зарплаты.
— Я не буду в этом участвовать, — сказал узколицый Горен, — я не выступаю на больших аренах уже десять лет. Еще тогда я понимал, что уже недостаточно быстр и силен, чтобы выдержать еще один сезон. Сейчас я на десять лет старше и уж точно не быстрее. Умирать на песке не хочется.
— Твоя позиция понятна, — сказал Свирепый, — и я полностью ее разделяю. Она основана на здравом смысле. Никто из нас уже не молод.
— Он очень молод, — заявил Полон, показывая на Бэйна.
— Он еще не готов, — вмешался Свирепый, — и не участвует в этом голосовании. Мне кажется, нам всем нужно задуматься над словами Горена. Мы далеко не в лучшей форме, и Палантес никогда не сделал бы такого предложения без предварительной подготовки. Они наверняка посылали разведчиков посмотреть на нас. Я считаю, что если мы согласимся, то немногие доживут до получения выигрыша. А теперь давайте проголосуем. Кто за то, чтобы отклонить это предложение?
Он поднял руку, и его примеру тут же последовал Горен. Остальные сидели очень тихо, и Бэйн подумал, что им неловко. Свирепый опустил руку.
— Кто за?
Руки подняли тринадцать гладиаторов.
— Хорошо. А теперь поставим другой вопрос: кто согласен участвовать?
Никто не пошевелился. Свирепый улыбнулся и покачал головой. Гладиаторам стало стыдно.
— Я буду участвовать, — заявил Полон, — всем известно, как мне нужны деньги.
— Я тоже буду, — присоединился Телорс.
Руку подняли еще пять гладиаторов, включая плосконосого Ториса.
— Очень не хочется снова клянчить работу зимой.
С минуту все молчали, а затем Телорс взглянул на Свирепого.
— А зачем это нужно тебе, брат? — спросил он. — Конечно же, ферма не приносит огромных доходов, но ведь тебе есть на что жить.
Свирепый пожал плечами:
— У Палантеса есть перспективный новичок, им кажется, что если он убьет меня, то его шансы возрастут.
— Значит, все дело в гордости? — спросил Горен. — Или ты считаешь себя бессмертным?
— Надеюсь, я это выясню, — заверил его Свирепый.
Обсуждение продолжалось еще некоторое время, и вскоре Свирепый распустил гладиаторов, и они гуськом вышли из дома. Последним шел Телорс, он подошел к Свирепому и пожал ему руку.
— Тяжелое время, брат, — грустно сказал он.
Когда все разошлись, Свирепый сел на широкий стул, выпил холодного отвара, а затем взглянул на Бэйна.
— Вот она, реальность, парень, — проговорил он, — рабский труд в доках или мучительная смерть на арене.
— Тогда зачем это нужно? — спросил Бэйн.
У каждого своя причина.
— Я имел в виду тебя. Свирепый глубоко вздохнул:
— Без меня не будет никакого турнира. Мое имя до сих пор имеет вес, и тот, кто меня убьет, станет знаменитым. — Он откинулся на стуле. — ЦИРК Палантес — самый большой и богатый. За последние двадцать лет они семнадцать раз приобретали Гладиаторов Года — лучших из лучших. Сначала меня, потом Волтана, а сейчас Бракуса. Но для поддержания престижа цирку Палантес нужны новые бойцы — сильные, здоровые парни. Бракусу скоро тридцать, и, говорят, в последнем бою его сильно порезали. Так что им нужно опробовать новичков, подготовить их к шуму толпы, страху и напряжению. А что может быть лучше, чем возить их по пограничным городам и стравливать с усталыми стариками, которые уже подзабыли, как нужно бороться за свою жизнь?
— Это жестоко.
— Да, согласен.
Гладиатор провел рукой по липу и повязал красный шелковый шарф.
«Без него он выглядит старше», — подумал Бэйн.
— Итак, — сказал Свирепый, — как тебе сегодняшнее утро?
— Было довольно трудно. Я… долго болел и ослаб сильнее, чем я думал.
Свирепый кивнул:
— Я тут думал о тебе, Бэйн. Месяца три назад до нас дошли слухи, что два Рыцаря Камня были убиты за морем вовремя исполнения смертельного приговора генералу Аппиусу. Третий рыцарь привел приговор в исполнение и во время казни убил молодого дикаря, который и расправился с его товарищами. Дело было в Ассии. А ты как раз прибыл из Ассии. Правильно ли будет предположить, что молодой дикарь не погиб?
— Правильно.
— Он сражался, чтобы спасти генерала Камня, по крайней мере так говорят. Зачем он это делал?
— Потому, что ему нравился генерал. Возможно, потому, что он полюбил дочь генерала.
Свирепый промолчал.
— Он спас дочь генерала?
— Нет, он прибыл в тот самый момент, когда ее сердце пронзил кинжал.
— Он знал имя убийцы?
— Тогда не знал.
— А сейчас знает?
— Да, сейчас знает.
— Правильным ли будет предположить, что этот парень отыщет Волтана и попытается отомстить?
Бэйн взглянул в глубокие карие глаза Свирепого:
— А что ты думаешь?
— Мне кажется, что Волтан — лучший из всех, кого я видел. Он жуткий и какой-то сверхъестественный. Он умеет запугивать противников, словно удав кроликов, будто гипнотизирует их, так что они становятся или неуклюжими, или безрассудными.
— Почему он покинул арену? Свирепый пожал плечами:
— Не нашлось достойных соперников. А Наладемус, старейшина Города, предложил ему стать главой рыцарского ордена. Волтан принял предложение и получил титул, поместья в Тургоне и возможность безнаказанно убивать.
— Он увидит, какими будут последствия, — проговорил Бэйн, — я…
— Ни слова больше, парень! — оборвал его Свирепый. — Ничего не желаю об этом слышать. Если тот дикарь захочет разыскать Волтана, надеюсь, у него хватит ума сначала набраться опыта и умений. Это все, что я хотел сказать.
— К чему такая осторожность? — спросил Бэйн.
— Времена сейчас непростые — повсюду шпионы. Одни шпионят на Джасарея, другие на Наладемуса. Меня не интересуют ни религия, ни политика, поэтому я живу спокойно. Не желаю ни лгать, ни участвовать в заговорах. Чем меньше мне известно, тем лучше для всех.
Пять дней Свирепый заставлял Бэйна выполнять все более изнурительные упражнения. Теперь во время ежедневного забега на шесть миль Бэйн надевал на лодыжки и запястья ремни, обвешанные свинцовыми гирьками. Почти всегда Бэйн работал на износ. Наутро шестого дня после обязательного забега, на этот раз в низком темпе и без дополнительных нагрузок, Свирепый повел Бэйна в дом.
— На сегодня тренировок хватит, — объявил он. Бэйн попытался скрыть облегчение.
— А почему? — спросил он.
