рукоять великого Меча. Медленно она опустила руку с ним, и свет померк. В дверях Прасамаккус и Гвалчмай упали на колени.
– Он послал его своей любви, – прошептала Лейта, и слезы хлынули у нее из глаз, когда она положила Меч рядом с королем и сомкнула его пальцы на рукояти. – Меч у меня, – сказала она, – а теперь я должна найти его. Посиди со мной, Галеад.
Голова ее поникла, глаза закрылись, и ее дух унесся в край снов с могучими деревьями и гордыми горами. На берегу озера сидел юноша с белокурыми волосами и кротким лицом.
– Туро, – сказала она. Мальчик поднял голову и улыбнулся.
– Я так надеялся, что ты придешь, – сказал он. – Тут такая красота! Я никогда отсюда не уйду.
Она села рядом с ним и взяла его за руку.
– Я люблю тебя, – сказала она. – И всегда любила.
– Сюда никто не может прийти. Я не пущу их.
– А в чем твои надежды? – спросила она у него.
– Я не хочу быть королем. Я просто хочу быть один – с тобой.
– Искупаемся? – спросила она.
– Да, мне этого хочется, – сказал он, вставая и снимая тунику. Когда он совсем нагой вбежал в воду и нырнул, она встала и сбросила свое простенькое платье.
Ее тело было юным, и она уставилась на свое отражение в воде. Ни морщины, ни годы страданий и горечи еще не наложили печати на ее девственную красоту.
Вода была прохладной, и она поплыла туда, где Туро лежал на спине, глядя в немыслимо синее небо.
– Ты останешься здесь со мной навсегда? – спросил он, вставая на ноги в мелкой воде.
– Если ты захочешь.
– Я хочу. Больше всего на свете.
– Тогда я останусь.
Они пошли к берегу, разбрызгивая воду, и сели на траву под горячими лучами солнца. Он протянул руку, чтобы погладить кожу ее плеча, а она придвинулась ближе, и рука скользнула по изгибу груди. Его лицо залила краска. А она придвинулась еще ближе, обвила рукой его шею, притягивая к себе его голову. Приподняв лицо, она поцеловала его ласково, нежно. Теперь его руки свободно гладили ее тело. Он опрокинул ее на траву, ее ноги легли на его бедра, и они слились воедино.
Лейту уносил ритм наслаждения, она чувствовала, как этот ритм убыстряется, становится все более властным.
– Туро! Туро! Туро! – простонала она и поцеловала его губы, а потом щеку, ощутив жесткие волосы бороды. Ее ладони гладили широкую спину мужчины над ней, ласкали узлы мышц и бесчисленные шрамы.
– Утер!
– Я здесь, госпожа моя, – сказал он, нежно ее целуя, и вытянулся рядом с ней. – Ты нашла меня.
– Прости меня! – сказала она.
– Мне стыдно перед тобой, – сказал он ей. – Ты видела от меня только пренебрежение, я толкнул тебя к Кулейну. И я винюсь во всех твоих страданиях.
– Но ты меня прощаешь? – спросила она.
– Да. Ты моя жена, и я люблю тебя теперь, как любил всегда.
– И ты хочешь остаться здесь?
Он грустно улыбнулся.
– А что происходит там?
– Войско Вотана приближается к Сорвиодунуму, а Меч спустился ко мне.
– К тебе? – с удивлением переспросил он. – Так это не сон? Ты жива?
– Я жива и жду тебя.
– Расскажи мне все.
Просто и без приукрашиваний она рассказала ему, как Кулейн спас его тело и как сын Утера прошел через Ад, чтобы спасти его душу. Она рассказала о жестоких победах, одержанных готами, и, наконец, о ветеранах Девятого легиона.
– Так значит, там у меня нет войска?
– Да.
– Но у меня есть Меч – и моя жена, и мой сын.
– Да, мой господин.
– Этого более чем достаточно. Отведи меня домой.
18
Прасамаккус, Гвалчмай, Кормак и Галеад ждали у подножия Тора – король поднялся туда вскоре после пробуждения и исчез из виду. Лейта велела им ждать его пробуждения, и вот уже два часа они сидели под ярким солнцем, ели хлеб и запивали его вином. К ним присоединился Северин Альбин, но сел немного в стороне, глядя на юго-восток.
– Где он? – внезапно спросил Гвалчмай, поднимаясь на ноги.
– Успокойся, – сказал ему Прасамаккус. – Он вернулся из мертвых, но теперь он снова для нас потерян. Как я могу быть спокоен? Я знаю его. Что бы он ни делал, это сопряжено с большой опасностью.
Под вечер к ним подошла Лейта.
– Он желает видеть тебя, – сказала она Кормаку.
– Наедине?
– Да. Ты и я – мы поговорим потом.
Кормак взобрался по винтящейся тропе, не зная, что скажет, когда поднимется на вершину. Этот человек – его отец, но он знает его только как сокрушенное, утратившее разум жалкое создание, которое спасли из Пустоты. Этот человек его обнимет? Лучше бы не надо.
На вершине Тора он увидел, что Утер в доспехах сидит у круглой башни, а Меч лежит рядом с ним. Король поднял глаза и встал, а сердце Кормака забилось чаще – это был не сломленный человек, это был Кровавый король, и сила облегала его, точно плащ на широких плечах. Глаза были голубыми и холодными, как зимний ветер, а осанка – прирожденного воина.
– Чего ты хотел бы от меня, Кормак? – спросил он, и голос его был глубоким и звучным.
– Только то, что ты всегда мне давал, – ничего, – ответил Кормак.
– Я ведь не знал про тебя, мальчик.
– Но знал бы, если бы не принудил мою мать прятаться в пещере.
– Прошлое умерло, – устало сказал Утер. – Твоя мать и я снова вместе.
– Я рад за вас.
– Почему ты рисковал жизнью, чтобы спасти меня?
Кормак засмеялся.
– Не тебя, Утер. Я разыскивал женщину, которую люблю. Но ты был там, и, может быть, во мне заговорила кровь. Не знаю. Но мне не нужны ни ты, и твое королевство – то, что от него осталось. Мне нужна только Андуина, а тогда ты больше ничего обо мне не услышишь.
– Жестокие слова, мой сын. Но я не стану спорить с твоим решением. Я знаю совершенные мною ошибки, и никто не может уменьшить боль – или увеличить. Я был бы рад, если бы ты провел со мной некоторое время, чтобы я мог узнать тебя, гордиться тобой. Но если ты выбираешь другой путь, да будет так. Пожмешь ли ты мне руку, как мужчина мужчине, и примешь мою благодарность?
– Это – да, – сказал Кормак.
Кормак спускался с Тора к ожидавшим внизу с более легким сердцем, чем взбирался туда.
Следующей была очередь Гвалчмая и Прасамаккуса, а затем Северина Альбина.
Он поклонился королю и сказал укоряюще:
– А я надеялся, что удалился на покой!
– Тогда тебе следовало бы не откликнуться на зов, – сказал король.
Римлянин пожал плечами.
– Жизнь без тебя была скучной, – сказал он.
