То были дни, когда юный принц прошел сквозь Туман в поисках отцовского меча, сражался с исчадиями Тьмы, с Царицей-Ведьмой, вернул призрачное войско в плотский мир и любил девушку гор, Лейту.
Старый бригант пожал плечами.
– Мы все изменяемся. Утер. Когда в прошлом году умерла моя Хельга, я почувствовал, что из мира исчезла вся его красота.
– Мужчине лучше без любви, – сказал король и вновь начал осматривать лошадей. – Через два-три года наше войско станет лучше, стремительнее. Любой из этих коней по меньшей мере на две ладони выше любого из наших, и они соединяют быстроту с выносливостью.
– Урс явился еще с кое-чем, что тебе стоит посмотреть, – сказал Прасамаккус. – Идем, тебя это заинтересует.
Король, казалось, усомнился, однако пошел следом за хромым бригантом к воротам загона.
Там Урс с новым поклоном повел их за хижины пастухов, где во дворе они увидели сооружение из жердей: две, изогнутые, вверху соединялись прямой, изображавшей лошадиную спину. На нее Урс накинул попону из выдубленной кожи. Спереди он привязал кусок такой же кожи, а затем вернулся к воинам, не спускавшим с него глаз.
– Что, во имя Плутона, это такое? – спросил Викторин.
Урс поднял короткий лук, наложил стрелу на тетиву и плавным движением тут же пустил ее. Она попала в «круп» лошади, но не вонзилась в кожу и упала на землю.
– Дай мне лук, – сказал Утер. Оттянув тетиву ровно настолько, чтобы лук не сломался, он отправил стрелу в полет. Она пробила попону и застряла в лошадиной шкуре под ней.
– Взгляни, государь, – сказал Урс, подойдя к «лошади». В шкуру вонзилось лишь острие наконечника. – Коня она только оцарапала бы, но не сразила.
– А лишний вес? – осведомился Викторин.
– Сикамбрийский конь в такой попоне способен нести своего всадника весь день, как и британские боевые кони.
На Гвалчмая это никакого впечатления не произвело. Старый воин-кантий отхаркался и сплюнул.
– Зато замедлят атаку конницы, и нам тогда не сломить вражеский строй. Лошади в панцирях? Ха!
– Может, ты сам поскачешь в бой без панциря? – огрызнулся принц.
– Щенок! – взревел Гвалчмай.
– Довольно! – оборвал его король. – Ну а дождь, Урс? Он ведь размягчит кожу и добавит ей веса.
– Да, государь. Но каждый воин должен брать с собой запас пчелиного воска и втирать его в попону каждый день.
– Значит, нам придется полировать не только оружие, но еще и наших лошадей, – заметил Гвалчмай с издевательской усмешкой.
– Распорядись изготовить десять этих… курток для лошадей, – сказал Утер. – А тогда увидим.
– Благодарю тебя, государь.
– Не благодари, пока я не решу, что мне их нужно больше. Ты ведь этого хочешь?
– Да, государь.
– Ты сам придумал такие панцири?
– Да, государь, хотя мой брат Балан придумал, как обезвредить дождевую воду.
– И он получит прибыль от воска, который я закажу?
– Да, государь, – ответил Урс с улыбкой.
– А где он сейчас?
– Старается найти покупателей в Риме. Это нелегко, потому что император все еще возлагает надежды на пешие легионы, хотя сражаться они должны с конниками.
– Риму конец, – сказал Утер. – Тебе следовало бы продавать их готам или гуннам.
– Я бы и рад, государь, но гунны ничего не покупают – они берут. А готы? Их казна скуднее моей.
– А ваше собственное меровейское войско?
– Мой король – да процарствует он долго – в военных делах полагается на майордома, управителя дворца. А тот не любит новшеств.
– Но ведь ему не приходится отражать врагов со всех сторон и внутри, – заметил Утер. – А ты сражаешься так же хорошо, как говоришь?
– Не совсем.
Утер усмехнулся.
– Я передумал. Изготовь тридцать две штуки, и Викторин поставит тебя во главе одной турмы. Ты найдешь меня у Петварии, и тогда я проверю твои лошадиные панцири так, как следует – в бою с настоящим врагом. Если они покажут себя, ты будешь богат и – как подозреваю, ты и рассчитываешь, – все другие короли последуют примеру Утера.
С этими словами король отвернулся от Урса и удалился. Прасамаккус обнял юношу за плечи.
– По-моему, ты понравился королю, малый. Не разочаруй его.
– Не то я лишусь заказа?
– Ты лишишься жизни, – сказал ему Прасамаккус.
Гриста уже давно вернулся в свою хижину в тени Длинного Дома, но Кормак, так и не сумев уснуть, вышел в прохладу ночи и сел под звездами, глядя, как между деревьями кружат летучие мыши.
Вокруг царила глубокая тишина, и мальчик был воистину, чудесно и абсолютно один. Здесь, в сиянии охотничьей луны, не было ни чурания, ни угрюмых взглядов, ни злобных слов. Ночной ветерок ворошил ему волосы, а он смотрел на обрывы над лесом и думал о своем отце, неведомом воине, который умел так великолепно сражаться. Гриста сказал ведь, что он убил шестерых.
Но почему он оставил его, младенца Кормака, в пещере одного? И куда делась женщина, давшая ему жизнь?
Кто мог бросить новорожденного ребенка на произвол судьбы? Был ли этот человек, такой смелый в бою, настолько жестоким в жизни?
И какая мать бросила бы своего младенца умирать в дикой пещере?
Как всегда, ответа ни на один вопрос не было, но вопросы эти приковывали Кормака к деревне, где все относились к нему враждебно. Он не мог уйти и создать себе будущее, пока прошлое окутывала непроницаемая тайна.
Маленьким он верил, что в один прекрасный день за ним явится его отец, войдет шагом в Длинный Дом с мечом у пояса, с бронзовым шлемом над челом. Но мечты детства больше не могли служить ему поддержкой. Через четыре дня он станет мужчиной… и что тогда? Выклянчивать работу в кузнице, или на мельнице, или в пекарне, или на бойне?
Вернувшись в хижину, он уснул беспокойным сном, метался под ветхим одеялом, встал с рассветом и ушел в холмы, захватив пращу. Там он убил трех кроликов и умело освежевал их ножичком, который год назад подарил ему Гриста. Развел костер в укрытой от ветра ложбине и, пожарив тушки, насладился редким ощущением сытости. Да только кроличье мясо не было питательным – Гриста как-то сказал ему, что человек, который ничего другого есть не будет, все равно умрет с голоду, как бы ни набивал крольчатиной свой живот. Кормак облизал пальцы и вытер их о длинную траву, вспоминая праздник Грома прошлой осенью, когда он отведал говядины на открытом для всех пиру в честь того, что король Вульфир посетил своего бывшего майордома Колдера.
Кормак должен был держаться в стороне от толпы, окружившей короля саксов, но все равно он услышал его речь. Почти одни лишь пышные пустые слова из уст слабовольного человека. Нет, он выглядел настоящим королем в своей железной кольчуге, окруженный телохранителями с боевыми топорами в руках, но лицо у него было мягким, женственным, и смотрел он куда-то поверх толпы.
А вот говядина оказалась великолепной. Гриста принес ему три куска, сочных, пропитанных бычьей кровью.
– Было время, – сказал старик между двумя глотками, – когда мы ели эдак каждый день! Когда мы были вольными людьми и наших мечей боялись. Колдер когда-то обещал, что мы вновь обретем прежнюю волю. Он сказал, что мы отомстим Кровавому королю, но взгляни на него теперь – разжиревшего, всем довольного рядом с королем-куклой.
