Конечно, в то время Ли мало что мог сделать со Скворцовым и Зинченко: они были в Москве. Желаниям ФБР отвечало то, что Скворцов и Зинченко уведомили генерального секретаря о своем намерении вернуться сразу же после «выздоровления». Соединенные Штаты ждали их возвращения, чтобы проследить за нитями шпионской сети. Поведение Ли вполне соответствовало этому плану.
Когда на смену сентябрю пришел октябрь, а Скворцов и Зинченко все продолжали откладывать свое возвращение, Ли убедился, что советское правительство узнало о подозрениях против двух дипломатов, хотя на парламентских слушаниях имена их ни разу не упоминались.
Наконец в начале ноября Ли направил Скворцову в Москву записку с уведомлением об увольнении. Зинченко никаких извещений послано не было. Ли хотел избежать скандала. Все яснее становилось, что Зинченко никогда не вернется, ибо от него уже несколько месяцев не приходило вестей.
Публичное объявление о шпионском скандале в ООН прозвучало только 13 декабря. Произошло это на созванной делегацией США в ООН пресс-конференции, где она огласила новость, сделав следующее заявление: «Правительство Соединенных Штатов уведомило Организацию Объединенных Наций, что господин Николай Скворцов пытался вести шпионскую деятельность. Соединенные Штаты также указали Организации Объединенных Наций, что подобное поведение, на их взгляд, является открытым злоупотреблением статусом международного гражданского служащего. В ожидании реакции ООН правительство США приняло меры к лишению визы господина Скворцова, который находится в данный момент в отпуске у себя на родине».
О Зинченко в заявлении не упоминалось, но оно прозвучало всего через несколько часов после завершения состоявшим из трех человек консультативным судейским комитетом следствия по делу нелояльных служащих ООН. В сущности, юристы рекомендовали принять дисциплинарные меры против иностранных граждан, обвиняемых в подрывной деятельности, и уволить нелояльных американских работников ООН.
Это было началом, которое через несколько месяцев привело к полномасштабной облаве на агентов и коммунистов в Секретариате.
Общественность так и не узнала о существовании прямой связи между Зинченко, Скворцовым и сорока американцами.
Надо добавить еще кое-что.
Вакантное место Зинченко в офисе генерального секретаря и в залах заседаний ООН оставалось свободным до конца 1952 года и в течение первой половины 1953 года. Все это время ФБР ожидало его возвращения, надеясь проследить, куда может привести шпионский след.
А 1 июля, почти через год после отъезда Зинченко, новым заместителем генерального секретаря стал Илья Чернышов, присланный из Москвы сразу же после полученного Ли заявления Зинченко об увольнении.
Как только Чернышов приступил к выполнению бывших обязанностей Зинченко, он столкнулся с подозрениями, что от русского дипломата нельзя ожидать нейтралитета, предписываемого правилами ООН.
Чернышов, бывший заместитель директора ТАСС, как и все, принес клятву верности и подписал присягу в следовании правилам всемирной организации, но его слово и подпись ставились под сомнение.
История Константина Зинченко была бы неполной без краткого рассказа о его дальнейшей судьбе.
Он утратил расположение советских властей и незадолго до смерти Сталина был сослан в лагерь. После смерти Сталина его реабилитировали.
Вновь Зинченко появился на общественной арене в июне 1955 года. Он стал работать в издававшемся на русском и английском языках журнале «Новости» в качестве комментатора на международные темы. В его первой статье содержалась тирада, направленная против Соединенных Штатов, которые он обвинял в постоянном глумлении над Организацией Объединенных Наций. Среди прочего он упрекал США в нарушении резолюций ООН против милитаристской пропаганды, в обструкции советских предложений о разоружении, в пренебрежении решениями Совета Безопасности и превращении ООН в «поле битвы «холодной войны».
Зинченко заявлял, что Советский Союз, напротив, всегда строго придерживается Устава ООН. Он позабыл упомянуть о своем старом приятеле и главном помощнике Николае Скворцове, вместе с которым провалился в роли шпиона. И даже мимоходом не прокомментировал советскую разведывательную деятельность в ООН.
Через два года Зинченко продвинулся по службе, получив должность руководителя пресс-службы в только что созданном Государственном комитете по культурным связям с зарубежными странами.
Вот что писал о создании этого комитета в заметке в «Нью-Йорк таймс» ее московский корреспондент Макс Франкель: «Сегодня Советский Союз смотрит в окно на Запад и видит «железный занавес». Правительство говорит, что он соткан из западной ткани, и поручает комитету поднять его. Комитет обратился к западным корреспондентам за помощью…»
Константин Зинченко долго трудился на этом посту. Талантливый дипломат по-прежнему был отстранен от официальной работы в Министерстве иностранных дел и не получал приглашений оттуда, что свидетельствовало о немалых проблемах в его отношениях с Кремлем.
Ему повезло больше, чем Николаю Скворцову.
О Скворцове не слышно с начала 1952 года, когда он покинул США, чувствуя за своей спиной горячее дыхание ФБР.
Глава четвертая
ПРИЦЕЛ СПЕРРИ – СДЕЛКА ЗА ШЕСТЬ ТЫСЯЧ
Шел 1952 год. Апрель выдался неожиданно жарким даже для Вашингтона. Но помощника русского военно-морского атташе мучило не столько жгучее солнце, сколько знобящий страх.
В деле шпионажа редко можно определить границы собственной безопасности. Советское посольство в Вашингтоне решило, что его границы сузились до опасного предела в связи с человеком, которого мы назовем Фредерик Тимсфорд, высоким и красивым, с большой головой на широких и крепких плечах. Он служил инженером на крупном электронном заводе, расположенном на Лонг-Айленде. Внешне он больше смахивал на нападающего футбольной команды «Нью-Йорк джайентс», чем на шпиона. На самом же деле он был не шпионом, а контрразведчиком.
Роль двойного агента началась для него с внедрения в советскую подрывную сеть в Нью-Йорке в начале апреля 1951 года, когда последние отголоски дела Губичева – Коплон еще эхом звучали в шумной симфонии следствия и суда над ними.
Тимсфорд, которому был тогда сорок один год, присутствовал на небольшой вечеринке, устроенной его коллегами в баре «Астор» на Таймс-сквер. Поводом послужило просто желание приятно провести вечер, уделив часок коктейлям и обеду, а потом посмотреть на Бродвее спектакль. Это скрашивало однообразие каждодневных трудов на заводе и выполнения нескончаемых домашних обязанностей по поливке- подкормке газонов, ремонту ставней, выносу мусора.
Собираясь порой за заставленными коктейлями столиками, инженеры, подобно всем прочим профессионалам, любили поговорить. В каком-нибудь другом баре, где всегда стоит громкий шум голосов, никто не обратил бы внимания на их компанию. Но в тихих солидных залах «Астора» их горячая беседа удивила многих, начиная с метрдотеля в красном пиджаке и одетых в желтую униформу официантов и кончая посетителями, которые вполголоса вели интимные разговоры.
Самым заинтересованным оказался плотный невысокий блондин с орлиным профилем – внешность, ассоциирующаяся с советским танком «Т-34». Он сидел в одиночестве за столиком на двоих во втором ряду от окна, выходящего на Западную 44-ю улицу. Инженеры занимали несколько столиков у окна, под которым через весь бар тянулся длинный кожаный диван.
Казалось, мужчину попросту привлекли смех, веселье, подначки в компании, которая закончила выпивку и пошла по следующему кругу. Его не раздражал поднятый ими шум. Он сидел, задумчиво склонившись над своим бокалом.
Около семи вечера легкомысленная болтовня за столиками инженеров внезапно стихла. Кто-то вдруг заговорил об одной из заводских инженерных проблем. Компания погрузилась в серьезное обсуждение ее решения. Развлекающиеся мужчины вмиг превратились в расчетливых, вооруженных логарифмическими линейками, вдумчивых специалистов в полном согласии с требованиями их профессии.
