На другой день по поручению государственного департамента миссия США при ООН предъявила советской миссии ноту, выдержанную в жестком стиле.
«От имени страны местопребывания Организации Объединенных Наций правительство Соединенных Штатов решительно протестует против шпионской деятельности, направленной против внутренней безопасности Соединенных Штатов», – гласила нота, в которой названные по фамилиям Прохоров и Выродов обвинялись в выплате существенных сумм за получаемые ими секретные документы.
«Такая деятельность не только никоим образом не согласуется с кругом официальных обязанностей данных сотрудников, но и представляет собой вопиющее нарушение их права на пребывание в стране… Миссия Соединенных Штатов Америки требует от миссии Союза Советских Социалистических Республик предпринять все необходимые шаги, чтобы господин Прохоров и господин Выродов немедленно покинули Соединенные Штаты».
Советская миссия не замедлила с ответом. Он содержал обвинение в том, что советские дипломаты были задержаны «незаконно и беспричинно». В нем подчеркивалось, что Прохоров и Выродов указали агентам ФБР на свою дипломатическую неприкосновенность, но тем не менее подверглись «противоправному аресту».
«В ходе задержания применялись физические методы воздействия, – заявляла советская сторона. – Они включали применение наручников в отношении господина Выродова. Медицинское заключение свидетельствует, что обе руки господина Выродова, травмированы.
Русские заявляли, что в ФБР дипломатов обыскали, изъяли у Прохорова деньги, пытались допрашивать дипломатов и «грубо отвергали требования дать им возможность связаться с советской миссией».
1 октября 1962 года, через три дня после оглашения этой истории, состав советской миссии при ООН уменьшился на двух человек: Прохоров и Выродов отправились домой.
«Я счастлив оставить эту страну, где не существует законов!» – сказал Прохоров в аэропорту Айдлуайлд перед посадкой на борт лайнера бельгийской компании «Сабена», который должен был доставить его в Москву. Вместе с ним из США возвращались его жена и двое детей, а также Выродов. Провожали их в аэропорту около двадцати членов советской миссии.
В центре общественного внимания остался Нельсон Драммонд, моряк, на плечи которого лег весь груз обвинений.
5 октября федеральный суд вернулся к рассмотрению обвинения против моряка.
Первый пункт обвинения гласил: шпионаж. Максимальным наказанием могла быть казнь на электрическом стуле.
В обвинении были названы четыре бывших секретаря миссии: Прохоров, Выродов, Савельев и Сорокин – как соучастники заговора, но не ответчики. Драммонд был обвинен в соучастии в заговоре по передаче Советскому Союзу «документов, записей, кодовых и сигнальных книг, рисунков, фотографий, фотонегативов, чертежей, планов, заметок, инструментов, приборов и информации, имеющей отношение к системе национальной обороны Соединенных Штатов; он действовал, имея полное представление, что они будут использованы во вред Соединенным Штатам и на пользу Союзу Советских Социалистических Республик».
Обвинение гласило, что Драммонд пытался получить информацию, касающуюся систем вооружения на кораблях, ремонтных работ на подводных лодках и электронного оборудования.
Далее в обвинении утверждалось, что Драммонд получил только от Сорокина вознаграждение в сумме 6 тысяч долларов, а всего ему было выплачено около 22 тысяч долларов.
Судья Дэвид Н. Эделынтейн, который зачитывал обвинение, назначил дату следующего слушания на очередной вторник. Доставленный в зал суда Драммонд не признал себя виновным. После чего судья Эделынтейн назвал день нового судебного заседания – 10 октября. Но юридические загвоздки и споры в сочетании с перегруженным судебным расписанием вынудили отложить начало процесса до весны.
Наконец 13 мая перед федеральным судьей Эдвардом Вайнфилдом и судом присяжных, в составе которого были только мужчины, предстал обвиняемый. Обвинение осуществлял прокурор США Генри Моргентау-младший, а защиту – Вильям Чэнси-младший. Процесс завершился 22 мая. Около трех часов дня присяжные удалились в совещательную комнату. После перерыва на обед обсуждение возобновилось и длилось вплоть до часа сорока ночи, после чего суд отправился отдохнуть.
Снова присяжные собрались в десять утра – но лишь для того, чтобы сообщить судье Вайнфилду: после восемнадцати часов обсуждение зашло в тупик. Один из членов суда решительно выступает против казни, и нет никаких надежд на то, что он изменит свое мнение.
Не скрывая раздражения, судья Вайнфилд распустил данный состав суда.
– Похоже, – сказал он, – придется начинать все сначала. У меня нет привычки благодарить присяжных за вердикт, а уж сейчас-то я точно не буду этого делать.
Затем он назначил дату нового слушания – 3 июня. Защитник Драммонда попытался уменьшить сумму стотысячного залога.
– Назначенный залог безусловно справедлив, – сказал Вайнфилд.
Драммонд вернулся в тюрьму ждать начала нового слушания.
После того как суд присяжных не смог добиться согласия и был распущен, выяснилось, что его участники проголосовали всего через двадцать минут после того, как удалились в совещательную комнату. Одиннадцать человек были за осуждение на казнь, один выступил против. Споры длились едва ли не сутки. Четырежды присяжные приступали к голосованию, но раскладка голосов оставалась неизменной.
Староста присяжных Гарри Шмидт, статистик из Бронкса, и шесть других членов жюри присяжных назвали несогласного присяжного заседателя. Им оказался Эдвард Л. Уоткинс, клерк из Гарлема, единственный чернокожий в составе суда. Судя по опросу других членов жюри, проблема расовой принадлежности осталась неразрешимой. Арманд Дж. Менрад, повар из Манхэттена, и Гордон Хини Прайс, рекламный менеджер из Оссининга, разделяли общую точку зрения.
Однако Уоткинс отрицал, что на его мнение повлиял цвет кожи ответчика.
– Какого бы цвета он ни был, я бы голосовал точно так же, – заявил он. – Я чувствовал, что он виновен. У меня был выбор: или отправить этого человека на электрический стул, или даровать ему жизнь. Я предпочел выбрать пожизненное заключение, а не смерть от электротока.
Уоткинс сказал, что, если бы суд отверг обвинение в шпионаже, он бы согласился признать Драммонда виновным по второму пункту: участие в заговоре. Обвинение по этому пункту не предполагает обязательной смертной казни, а по обвинению в шпионаже подсудимый может быть казнен. Поскольку суд отверг просьбу Уоткинса отказаться от пункта обвинения, за которым может последовать исключительная мера наказания, он тоже не пошел ему навстречу. По сути дела, если бы Уоткинс проголосовал за оправдание по пункту о шпионаже и отдал бы свой голос за обвинение в заговоре, то Драммонд предстал бы перед судом, который рассматривал бы только его заговорщицкую деятельность.
– Вы должны учесть, – сказал Уоткинс, – что я никогда не был членом суда присяжных. Мне поневоле пришлось участвовать в процессе, где на кон поставлена жизнь человека. Это было для меня потрясением.
Один из членов суда заявил, будто Уоткинс сказал: «На Юге мои соотечественники борются за право на жизнь. ФБР заманило цветного в ловушку». Присяжный сообщил, что Уоткинс не верил ни одному слову показаний тех агентов ФБР, которые были родом из Миссисипи. Уоткинс все отрицал. Другой присяжный предположил, что, будь Драммонд белым, приговор ему был бы вынесен через пять минут.
Как бы там ни было, правительство оказалось перед необходимостью еще одного долгого и дорогостоящего процесса.
Его начало было отложено. Суд состоялся лишь 8 июля в зале здания федерального суда на Фоли-сквер. На этот раз место судьи занимал грузный, усатый Майкл М. Мэрфи, который в свое время был комиссаром нью-йоркской полиции. Защитником Драммонда снова был Чэнси, а вместо Моргентау обвинение представлял его старший помощник Винсент Л. Бродерик.
На этот раз в суде присяжных было десять мужчин и две женщины. И снова, как и раньше, среди всех была одна чернокожая – миссис Паулина Бланчард, сотрудница Государственного агентства по страхованию безработных, которое размещалось в Бронксе на Вашингтон-авеню.
Слушание проходило в атмосфере, весьма далекой от той, что изображена в книгах Яна Флеминга о Джеймсе Бонде. Ни слова не было сказано об опасностях и подвигах, которые каждодневно совершают