лихие офицеры разведки.
Старший помощник прокурора Брод ерик зачитал обвинительное заключение, которое скорее напоминало технический отчет, а не страницы из книги о шпионских приключениях, от которых по спине бегут мурашки. Так, был представлен поэтажный план здания администрации ньюпортской военно-морской базы, где Драммонд до ареста проводил рабочие часы. Уточнить схему помогли агенты ФБР Селлек, Доуд и Берендс, которые наблюдали за ответчиком.
Лейтенант Картер, начальник Драммонда, рассказал, в чем заключались рабочие обязанности ответчика: распределять поступающую почту, выполнять различную техническую работу, принимать и регистрировать входящие поступления. Словом, ничего существенного. Это не произвело впечатления на присутствующих в зале суда, которые слышали утверждение правительства, что Драммонд имел практически неограниченный доступ к жизненно важным секретам, имевшим отношение к обороне страны. Но дать окончательную оценку услышанному предстояло суду присяжных, а не зрителям в зале.
Наконец настал черед Драммонда занять свидетельское место и выступить в свою защиту. Адвокат скрупулезно проинструктировал его, как следует освещать свою шпионскую деятельность.
Драммонд рассказал о встрече в Лондоне с незнакомцем, который уплатил ему 700 долларов за пропуск на базу.
– И что же случилось потом? – был задан ему вопрос.
– Я не смог раздобыть пропуска. Тот человек разгневался. Он сказал, что хочет получить от меня обещанное. Затем он представился как полковник Советской Армии. Мы перестали говорить о пропуске. Он дал мне понять, что от меня ждут закрытой информации о делах на флоте, с которой я был знаком. Я ответил ему, что он идиот, что он рехнулся, на что он мне сказал: «Мы думаем, ты это сделаешь».
Драммонд рассказал, что он оказался «в какой-то старомодной английской усадьбе», где подвергался угрозам.
– Они держали меня там несколько часов. Вместе с русским офицером при мне находился мускулистый охранник.
Ответчик заявил, что среди документов, которые он передал в Лондоне Советам, был «список авиационных баз США в Англии и другие секреты НАТО, которые я подделал и отпечатал». Драммонд настаивал, что передал русским не подлинный список, а фальшивку.
– Просто я старался отделаться от них, – сказал он. – Но это не получилось.
Затем Драммонд сообщил, как после шестнадцати лет службы он собирался уйти из флота, надеясь, что в таком случае потеряет интерес для русских. Он также поведал, как русские старались не допустить его женитьбы на французской девушке из опасений, что брак помешает его шпионской деятельности.
Драммонд заверил, что прежде, чем передавать документы русским, он просматривал их, выбирая те, которые не имели реальной ценности.
– Порой я передавал им устаревшие документы, предназначенные к уничтожению, но они ничего не замечали.
Отчаянно пытаясь объяснить некоторые из признаний, которые он сделал ФБР сразу же после ареста, Драммонд рассказал под присягой, как ему неожиданно в голову пришла мысль, которая, если бы осуществилась, помогла бы ему отделаться от русских.
– Я попросил у них шесть тысяч долларов. Я решил, что они выставят меня за дверь, скажут, что я сошел с ума. Меня удивило, что они вообще меня выслушали.
Еще больше он удивился, получив деньги. На них, признался Драммонд, он и купил бар в Нью- порте.
Было и еще одно любопытное свидетельство, которое Драммонд привел в свою защиту:
– Перед последней встречей с русскими у забегаловки в Ларчмонте я купил оружие – револьвер 22-го калибра. Я решил убить моего контактера, Майка номер три (Прохорова).
Но это признание не соответствовало показаниям предыдущего дня, когда Драммонд сообщил, что в течение всех этих лет он каждый раз прихватывал револьвер, отправляясь на встречу со своими кураторами. Давая показания в первый день, Драммонд сказал, что хотел прикончить Майка номер три потому, что тот преследовал его. В последующих показаниях ответчик рассказал о своих опасениях, что агенты, изучая переданные документы, поймут их бесполезность.
– Я боялся, что они попытаются расправиться со мной, – заявил он.
А еще позже Драммонд сказал, что собирался убить русских за то, что они якобы угрожали его семье.
– Почему же вы не претворили в жизнь эти планы? – спросил его.
– Мне никак не подворачивался подходящий случай, – ответил он.
Драммонд также поведал суду о своем предложении использовать его в роли контрразведчика.
– В вечер моего ареста я сказал об этом людям из ФБР, а потом, уже из тюрьмы, написал генеральному прокурору Роберту Кеннеди: пусть мой залог будет уменьшен до двадцати тысяч. Если ФБР передаст эти деньги жене, чтобы я мог выйти на свободу, я откажусь от залога, сбегу в Россию и оттуда буду действовать как агент ФБР. Я написал, что считаю себя хорошим американцем, готовым сражаться за родину, и хотел бы получить возможность исправить свои ошибки.
Это заявление обвинение зачитало присяжным. Были процитированы слова Драммонда: «Я испытываю глубокую ненависть к этим подонкам. И готов отдать жизнь за свою страну».
В заявлении Драммонд сообщал, что во время свидания в тюрьме переговорил с женой относительно своего намерения стать контрразведчиком и спросил ее, готова ли она с этой целью отправиться с ним в Россию. На это она ответила: «Просто скажи мне, куда, когда и как».
Когда зачитывалась эта часть заявления, Люсиль Драммонд, что сидела в первом ряду мест для слушателей, закрыла лицо руками.
Из всех свидетелей обвинения самые убедительные и самые неблагоприятные для Драммонда показания дал агент ФБР Палгута. Лысоватый мрачный мужчина три дня не покидал свидетельской трибуны. Он продемонстрировал удивительную способность до мельчайших деталей припомнить все подробности слежки и едва ли не дословно повторить признания Драммонда, сделанные им сразу же после первого допроса.
Защитнику Чэнси оставалось лишь время от времени выражать удивление уникальной памятью свидетеля. Его обеспокоили признания Драммонда, которые тот сделал Палгуте. Один раз он прервал его, чтобы спросить, сколько он потратил времени, чтобы научить Драммонда таким признаниям. Судья Мэрфи не мог скрыть удивления, услышав такое от защитника. Тому пришлось извиниться.
Вызвав Драммонда на свидетельское место, судья дал обвинению возможность подвергнуть его перекрестному допросу. Не жалея сил и времени, Бродерик приступил к своим обязанностям. Одним из ключевых моментов допроса был краткий, но многозначительный обмен репликами:
– Не скажете ли вы нам, сколько раз в общей сложности вы встречались или имели контакт с людьми, о которых знали, что они представители или агенты Советского Союза?
– Примерно раз шестнадцать…
Двадцать три свидетеля, участвовавшие в первом процессе, давали показания и на втором.
19 июля, на девятый день, слушание подошло к концу. Дело было передано на рассмотрение присяжных. Судья Мэрфи, который в свое время как помощник прокурора США способствовал осуждению Алджера Хисса за государственную измену, проявил подлинное беспристрастие, как того и требовало место, занимаемое им за судейским столом. Давая напутствие присяжным, он подчеркнул «конфликт различных оценок содеянного» и заметил, что «обе версии не могут быть истинными». Жюри присяжных надлежит разобраться в них. Далее он сказал, что присяжным должно принимать решение «без симпатий, без злонамеренности и без предубеждений… В суде все равны, независимо от расы, цвета кожи или вероисповедания».
Жюри приступило к обсуждению в одиннадцать пять утра. Трижды в течение дня староста присяжных Роберт Леопольд, менеджер фирмы, расположенной в Манхэттене по Восточной 83-й улице, просил предоставить присяжным вещественные доказательства или текст показаний. Примерно через двадцать минут после того, как присяжные уединились, Леопольд передал судье записку с просьбой доставить два снимка, сделанных агентами ФБР с экрана монитора в Ньюпорте. На снимках было видно, как Драммонд изымает документы из военно-морских досье. Затем присяжные попросили копии заявлений Драммонда в
