Так и молчали, пока очередной изгиб Арна не вызвал у Реаны некие смутные подозрения.
— Не нравится мне этот поворот, — сказала она, вглядываясь в серую паутину веток по клочковатому белесому небу.
Толла неспешно оглянулся на Реану, потом — на не угодивший ей поворот и снова замер. Подошедший к ним и слышавший реплику Реаны Аэрре отреагировал активней:
— Да ну? Что тебе ещё не нравится?
— А ещё мне не нравится этот корабль, — сказала Реана, доставая из-за спины лук и натягивая тетиву, не сводя при этом глаз с быстрого корабля, появившегося из-за высокого берега, круто уходившего влево в полусотне метров от них.
— Мы много лет тут ходим, — начал Аэрре. — Тут, волей Вечных, тихо, никогда тут…
Он поперхнулся, разглядев флаг. Знак весов Тиарсе**, в котором вместо вертикального ромба изгибалась сабля, расширявшаяся к концу.
Триста лет назад это был флаг пиратов; сейчас — тоже, судя по выражению лиц Толлы и Аэрре.
— Далеко они забрались, клянусь Лирриле! — покачал головой Аэрре. Шикарный хвост его светлых волос при этом с шуршанием вычертил восьмерку по плотному кожаному жилету.
Пираты вдвое сократили расстояние. В доказательство, видимо, их намерений, прилетела стрела: метили в лучника. Реана стрелу поймала — больше рефлекторно, разум успел только отметить: 'Вау, я, оказывается, и так умею!'. Хотела пустить перелётную гостью назад, но Толла знаком остановил её. Аэрре он уже отправил — тоже жестом — организовывать на 'Килреишене' осадное положение.
Команда действовала быстро — пираты, к сожалению, тоже. Так что едва 'Дар Килре' успел ощетиниться оружием из-за щитов, как чужой корабль уже подошёл вплотную, с размаху ударился бортом, и не ожидавшая подвоха девушка едва успела ухватиться за какой-то трос.
После непродолжительного артобстрела (Реана успела снять пятерых) началась всеобщая свалка. Для тесноты лучше подходит клинковое оружие — его Реана и выхватила, кинув лук обратно за спину. Причем, к своему удивлению, схватилась она не за меч, а за выигранные у Оиллё ножи, — и кинулась в гущу событий.
Официально считается, что два ножа против любого 'серьезного' оружия — особенно двуручного, — дохлый номер, и псих вроде Реаны сделается не менее дохлым в самые сжатые сроки. Но если у человека комплекция не медведя, а ящерицы, делать ставку на силу по меньшей мере глупо, так как драться идут обычно именно медведи, а вовсе не ящерицы. И Реана делала ставку на скорость: попробуй попади двуручным мечом, секирой или тому подобной длинной и неповоротливой дрянью по противнику, ускользающему, как ветер между пальцами! Нет, с двуручником на корабль лезть никто не додумался, но сабли, дубины и топоры разной степени тяжести имелись в изобилии. А клинок чем короче и легче, тем быстрее, и Реана со своими двумя зубочистками по тридцать сантиметров длиной мелькала в самой толчее, раз за разом оказываясь вплотную к очередному противнику, так что длинное оружие ему только мешало.
Команда 'Килреишена' поднажала и перенесла бой на вражескую территорию. Толла размеренно и методично прорубал дорогу к верзиле в мохнатом жилете, в котором как-то опознал капитана пиратов. Аэрре пёр, как танк, размахивая здоровенным топором, как вертолет лопастями винта. Реана носилась по палубе, как маленький смерч, успевая быть везде одновременно. И её счастье, что на двух кораблях не было ни одного зеркала, в котором она могла бы увидеть свое лицо.
Число пиратов сократилось втрое, их оставалось уже немногим больше дюжины, а среди людей Толлы убит был один.
Реана технично уложила двоих, ухмыляясь в совершенно диком восторге, скользнула к третьему, кадарцу, судя по одежде, который явно нервничал уже заранее. Она неуловимым движением оказалась за спиной кадарца, полоснув сразу обоими ножами. Пирата от удара крутануло, падая он повернулся к Реане лицом и ругнулся: 'Кхад!' ['Ведьма!' кад.], - прежде чем закрыть глаза.
— Угадал, — усмехнулась она и отвернулась. Но продолжать движение в прежнем ритме и с прежней результативностью она не смогла. Очень уж верно он угадал. Одно выплюнутое умирающим слово выбило её из состояния упоения битвой, полупьяного-полумедитативного… Это коротенькое слово, 'кхад', которое кадарец полагал, скорее всего, просто ругательством, доступно объяснило Реане и почему она вдруг так возлюбила ножи, и откуда ей знакома эта виртуозная техника работы с ними. Триста лет назад в Эрлони её, девчонку, звали Кхадера, Зеленоглазая Ведьма, или просто Кхад, ведьма. И в уличных драках ножи были самым удобным оружием.
Реана огляделась. Под ногами было мокро и скользко от крови. Слева человек с распоротым животом поскуливал нечленораздельно, упираясь спиной в борт, а ногами — в чей-то труп. Драка переместилась на нос корабля, где десяток пиратов ещё упрямо сопротивлялся. Кто-то из команды 'Дара Килре' наверняка уже скрылся в трюме чужого корабля, присматривая, что бы экспроприировать. Те же, что продолжали сражаться… Реана передёрнула плечами. На лицах не было ни следа мысли. Не разумные существа, они действовали на рефлексах, на подсознании, не раздумывая. Искажённые рожи не имели ничего общего с лицами тех, с кем Реана трепалась за обедом. Каких-нибудь две минуты назад она и сама была точно такой же — с абсолютно пустой головой, с лицом, перекошенным в безумной усмешке, и с единственным стремлением: убить. Она знала, как кривит её губы ледяная усмешка со вкусом крови. Она и сама видела однажды эту усмешку со стороны — в странном ирреальном мире, который был разделен стеной на два… К себе такой, как и к этим нелюдям, рычавшим в пяти метрах от неё, Реана испытывала отвращение… и страх. Потому что она, ненавидящая терять контроль, в драке была пьяней пьяного, тонула с головой в этой дикой, яростной радости — упоение боем, тяжёлое, злое счастье от верного удара, смех, колючий, как искры бенгальского огня, в тускнеющие чужие глаза. И ещё Реана знала: если бы сейчас кто-то налетел на неё, рыча, останавливать агрессора она стала бы не цитатами из Нового Завета, а вполне физической контратакой. Потому что не сомневалась — хотя и хотела бы иначе! — что удар ножа надёжней и окончательнее Нагорной проповеди.
Но больше всего пугало то, что чувство упоения чужой смертью оказалось на этот раз не чужим воспоминанием, вовсе не воспоминанием, — а просто было. С ней. Сейчас.
Реана чертыхнулась сквозь зубы, вытерла и убрала ножи в рукава.
Справа что-то громыхнуло. Из люка вылез Воиза, волоча за собой растрёпанную светленькую девчонку. Воиза не успел ещё сменить лица после драки, а девчонка была, похоже, в прострации.
В голове Реаны промелькнуло: кто бы в этой стычке ни победил, финальная сцена от этого не поменяется: под занавес — делёж добычи победителями. Поскольку Реана сама принадлежала к одной из заинтересованных сторон, исход стычки не был ей безразличен, но при взгляде на растрёпанную девчонку она поняла, что присутствовать при делёжке ей бы в любом случае не понравилось. Проблема в том, что человек с выключенным сознанием — как Воиза, например, сейчас — никаких аргументов не услышит. Белобрысую эту он считает своей законной собственностью…
В это время один из пиратов, прорвавшись из толпы дерущихся, попытался бежать — и наткнулся на Воизу. Тот выпустил девчонку, вышедшую из ступора с диким визгом, и переключился на неожиданного противника. Реана сориентировалась мигом.
— Я за ней присмотрю пока! — заверила она Воизу, цепляя белобрысую на буксир. Воиза сообразил только, что в плане общения с девушками Реана ему не конкурент, и окончательно сосредоточился на пирате.
Реана, держа дрожащую и окончательно потерянную девчонку за плечи, увела её на 'Килреишен'; по дороге пришлось уложить только одного — чётко пяткой в солнечное сплетение. На корабле Реана устроила белобрысую в уголок, подальше от ненужных взглядов, кинула рядом свой мешок, подхваченный попутно.
— Сиди тут, чудо. И ради всех богов здешних и нездешних, не высовывайся! Если что, зови меня, Реану. Ясно?
Круглоглазая 'чудо' кивнула. Реана пообещала скоро вернуться и ушла: это всё очень хорошо, конечно, но на втором корабле ещё о чём-то шумели.
Перемахнув через борта сцепленных кораблей, Реана обнаружила, что стычка уже подошла к логическому завершению. Пленных оказалось всего восемь: пятеро сравнительно легко раненых и трое в ауте. За восьмёркой лениво приглядывали Аэрре и его топор; тут же толклись почти все матросы — за
