исключением тех, что ещё шуршали в чужом трюме. Толла, верхом на здоровенной бочке, кивнул Реане, подзывая. Аэрре тоже обрадовался её появлению (остальные радость выражали, почтительно расступаясь).
— А, Реана! — Аэрре приветственно помахал над головой топором-переростком — пленные съёжились. — Куда это ты запропала? Благодарение Таго, что не раньше пропала — без тебя мы бы, волей Вечных, до сих пор гремели оружием. Верно, капитан?
Толла кивнул и сказал, обращаясь к ней:
— Тебе причитается часть.
Реана замялась немного.
— Толла… Спасибо, что меня считаешь в доле… Там, у пиратов, была девочка — вот её нельзя ли мне забрать? — она говорила негромко, отчасти для того, чтобы не вводить в курс дела матросов метрах в пяти от них.
— На что она тебе? — удивился Аэрре.
— Не нравится мне определение 'делёж добычи' применительно к человеку, — сказала Реана, глядя почему-то в пол. Где-то изнутри затылка назойливой мухой кружилась мудрая фраза о нецелесообразности ходить в чужой монастырь со своим уставом.
— Забирай, — вынес вердикт Толла.
После ужина, уже в темноте, Реана шла вдоль борта, ведя по гладкому дереву ладонью и подставляя лицо мокрому ветру. Ветер пах почему-то Санкт-Петербургом. Девушка вздохнула и помотала головой.
Дойдя до своего угла, Реана обнаружила белобрысую такой же, какой и оставила: огромные круглые глаза из темноты, и дрожит, как виброзвонок.
— Привет, чудо, — улыбнулась Реана. — Что не спишь? Холодно?
Девочка покачала головой.
— Тебя как зовут-то, чудо? — спросила Реана, опускаясь на палубу. — На вот плащ, а то и правда замёрзнешь.
— Маилель, — тихо сказала девочка, кутаясь в плащ и дрожа уже меньше.
— А?
— Меня зовут Маилель, — повторила девочка.
— Ага. А я — Реана… кажется, я уже говорила, да?
Маилель кивнула.
— А никто из них не придет? — тихо-тихо спросила она.
— Кто? — не сразу сообразила Реана. — А, нет, никто не придет. Спи спокойно. Они все перепились на фиг. Ух, какую тут дрянь пьют! Есть хочешь? — Реана села, развернула узелок, который предусмотрительно прихватила со стола. — Конечно, хочешь, что я спрашиваю. Держи.
Назавтра Реана всё-таки уговорила Маилель пообедать на палубе, а не в углу за бочками. Девочка сидела между Реаной и Толлой (заметно ближе к первой), нервная и недоверчиво поблёскивающая глазами. Никаких грязных инсинуаций ни с чьей стороны не последовало, Толла собственноручно выколупывал для Маилель костный мозг и смотрел с такой отеческой теплотой в глазах, что Реана только довольно улыбалась, и даже сама её подопечная под конец обеда уже не так походила на взъерошенного котенка, увидевшего бультерьера.
До вечера этого дня и все утро следующего Реана пребывала в состоянии боевой готовности, внешне изображая полную беззаботность — в первую очередь для того, чтобы успокоить девочку. Маилель пришла в себя довольно быстро, и оказалась милейшим созданием. Разве что смущалась и краснела она, на взгляд Реаны, ввосьмеро чаще любой среднестатистической девчонки. Потом, правда, Реана сообразила всё-таки, что сравнивала Маилель со своими однокурсницами из другого мира, а здесь — кто их знает, может так и надо?
А краснеть, честно говоря, девочке было совершенно не из-за чего. За три дня произошел всего один стоивший того инцидент, который и инцидентом-то не назовешь. Кто-то из команды то ли подошел слишком близко, то ли сказал что-то не то, а Маилель приготовилась завизжать на всю Центральную равнину и нацелилась коленом, но дальше развитию событий помешали. Даже не Реана, которая оказалась на противоположном конце 'Дара Килре', а Толла, который одним взглядом посоветовал матросу соблюдать порядок на корабле. Тот понуро послушался, а Маилель окончательно перестала бояться капитана. Через несколько дней как-то вдруг оказалось, что Толла привычно уже называет девочку дочкой, и она больше времени проводит с капитаном, чем с Реаной. Жизнь на корабле потихоньку вошла в колею. Все было спокойно, и Реана радовалась незапланированному отпуску, несмотря на отсутствие каких бы то ни было удобств. До десятого, кажется, утра на корабле. Началось оно для Реаны вполне невинно: со звука чьих-то шагов по палубе.
— Подходим к Варио, — сказал Толла. Взгляд его был направлен строго над Реаной параллельно земле.
— И что? — сонно спросила Реана.
— Граница с Арнакией, таможенный досмотр.
— Всё равно не поняла… — Реана зевнула и села. — Мы что, везем контрабанду?
— Нет. Ты спрячь оружие и придумай историю, почему одна.
— Ах ты черт! — вскочила Реана. — Вот ведь я дура! А просто спрятать оружие не пойдет?
— Нет. Ты все равно слишком странная. Темная.
— Вот чёрт. А может, у меня кто-то из родителей с юга?
— Ты что! — Толла ужаснулся настолько, насколько это было вообще возможно при его темпераменте. — Мешать разную кровь противно воле Вечных!
— Вот чёрт, — повторила Реана и вздохнула. — И что мне делать? Обсыпаться мукой?
— Всё равно станут выяснять, почему ты одна.
— Толла, ради Бога, подскажи какую-нибудь идею! — Реана внезапно ощутила, как дико она устала ото всех и от всего. Нервы тоже ни к черту. Вот сейчас, например, она опасно близка к панике.
— Я скажу, что ты моя племянница.
— Здорово! — ожила Реана, но тут же сникла. — Хотя не совсем… Толла, если ты ввяжешься… Я ведь… Меня ведь разыскивает Дракон. Это меня он вызвал, а я сбежала. Так что, помогая мне…
— Я знаю.
— Знаешь?! Но как?
Толла пожал плечами.
— Ты слишком странная.
— И ты все равно?..
— Я уже сказал, — снова пожал плечами Толла.
Так Реана стала болеющей в каюте племянницей капитана. Там она и маялась от скуки, когда 'Килреишен' подходил к причалу. Звукоизоляции в каюте не было никакой, и Реана свободно слышала, как звуки сгущаются из отдельных взвизгов и скрежетов в пульсирующий гул.
Когда на палубу поднялась инспекция, и кто-то визгливым, как пила по металлу, голосом стал зачитывать ордер на обыск, слышно было каждое слово. И Реана похолодела, а потом возблагодарила небеса за то, что 'ордер на обыск' зачитали прежде, чем Толле представился случай изложить легенду о 'племяннице'. Потому что главной идеей этого документа было: обыскать каждый корабль от мачты до киля на предмет отнюдь не контрабанды, а Раира Лаолийца и Реды, Возродившейся (причем визгливый произнёс 'Возродившаяся' именно так, с заглавной буквы). И сверить с приметами надлежало всех, невзирая ни на какие обстоятельства, даже на знатность — 'ибо коварство и изворотливость бесчестных сих невообразимы и неизмеримы суть'.
Что ж, все может быть, но найти выход 'коварная и изворотливая' Реана не могла. Вот и сидела- куковала, держась за меч и ожидая, что вот-вот придут её арестовывать. 'Влекут меня в милицию коленками назад'.
Дверь открылась, но вошли не таможенники, а Аэрре. Реана дала мечу скользнуть обратно в ножны.
