Отнюдь не герой, конечно, — самый рядовой шпион, которого завербовали с помощью шантажа, смертельно уставший от постоянного риска и моральной нечистоплотности. В каком-то смысле он был антиподом вашему Филби — тот ведь действовал из идейных побуждений.
— Да, конечно.
— Поверьте моему опыту — если против такого человека, как Маршан, нет очевидных доказательств, то лучше оставить все, как есть, и только постараться защитить от него свои службы безопасности.
Слушая с увлечением этот урок реальной политики, я вдруг спохватился, что опаздываю на последний поезд. Мы поспешно договорились о новой встрече, и я стремглав ринулся на вокзал — едва успел. Было уже около часу ночи, когда поезд пришел на вокзал Монпарнас.
В двадцать минут второго я высадился из такси напротив дома, где жила Изабел. Улица была пустынна. Открыв ключом тяжелую входную дверь, я наощупь, не зажигая света, двинулся вверх по лестнице. От лифта к квартире Изабел ведет короткий коридор, её дверь последняя из четырех. Нашарив её в кромешной тьме, я пальцами осторожно провел по раме сверху донизу. Возле дверной петли обнаружил спичку, которую Изабел сунула в щель, уходя вместе со мной из дому. Этому научил её я, а ей никогда ничего не приходилось повторять дважды. Простой старый прием — даже если спичку обнаружат, её ведь ещё надо поместить на прежнее место, не всякий это сообразит.
Ключ легко повернулся в замке. Я прижался спиной к стене и вытянутую руку просунул в дверь, чуть- чуть приоткрыв её. Честно говоря, не знаю, чего я боялся.
Взрыв швырнул меня на пол — пластиковая бомба, должно быть, была прикреплена к стене у самой двери. За первым ужасающим грохотом последовали новые звуки — зазвенели разбитые стекла, посыпалась кусками штукатурка. Мутный белый дым пополз из квартиры, заполнил коридор. Я закашлялся и с трудом поднялся — взрыв опрокинул меня на пол. Я был оглушен, в мозгу вертелось всего одно слово: 'пластик'. Ну да, пластиковая бомба — их использовали сасовцы в борьбе с французскими правительственными войсками сначала в Северной Африке, потом и в самой Франции. Наверняка и здесь действовали североафриканцы — арабы…
До меня донесся слабый телефонный звонок — ах да, Изабел звонит мне в свою квартиру, как мы условились. Я перешагнул через лежавшую дверь и сквозь дым, спотыкаясь о мебель, пробрался к тому месту, где стоял телефон. Клубы холодного воздуха валили сквозь разбитое окно, мешались с дымом. Телефон оказался цел, я снял трубку. Это была она, Изабел.
— Слушай внимательно. Приезжай прямо сейчас, в твоей квартире произошел взрыв. Я смываюсь. Если, конечно, меня не задержат.
Собственный голос казался мне чужим и звучал будто издалека. Я положил трубку и выбрался в коридор. На мою удачу, там пока никого не было, но внизу уже слышались встревоженные голоса. Кто-то включил свет в подъезде. Я выскочил на площадку и стремглав кинулся вверх. В тот самый миг, когда я оказался этажом выше, одна из дверей открылась, на лестничной площадке появилась супружеская пара — оба в халатах.
— Что происходит? — этот вопрос задал я.
— Похоже на взрыв, — отозвался мужчина, — Где-то под нами.
Втроем мы спустились вниз — к тому времени вышли и соседи Изабел. К счастью, среди полуодетых людей оказались двое, одетые нормально — это делало меня менее заметным.
— Чья это квартира? — раздался голос.
— Здесь живет одна англичанка, — объяснил другой.
Сосед принес ручной фонарик, вошел сквозь проем и сразу же крикнул успокаивающе остальным:
— Тут нет никого!
Народу, между тем, прибывало.
— Что случилось? — прямо в ухо мне прокричала какая-то старуха.
— Что-то взорвалось. Газ, наверное, — постарался я её успокоить.
— Это газ взорвался, — тут же сообщила она во всеуслышание. И пошло-поехало. Двери соседних квартир были распахнуты настерж, и я услышал, как кто-то звонит в газовую инспекцию. Я вызвал лифт, спустился и увидел, как потягиваясь, из своей каморки выходит заспанная консьержка. Эти южанки готовы в любую минуту закатить хорошую, полноценную истерику.
— Che cosa succede — что случилось? — завопила она по-итальянски, почуяв неладное, и ухватила меня за рукав. При этом мужское пальто, накинутое поверх ночной рубашки, с неё сползло и обнажило пышную грудь, не лишенную привлекательности.
— Бегу за полицией, — крикнул я, вырываясь, — La polizia!
— Мадонна миа! — завопила она ещё громче, бросаясь к лифту и волоча за собой пальто.
Улица показалась мне абсолютно пустой, но, свернув налево, я увидел, как от тротуара поспешно отъезжает машина с выключенными фарами. Было темно и я не сумел разглядеть ни номера, ни водителя. Заметил ли он меня и узнал ли — Бог весть.
ГЛАВА 17
У реки было особенно ветрено, мела поземка. За ночь заметно похолодало, снег не таял. Неподалеку маячила Эйфелева башня — нечто устойчивое, успокаивающее в круговерти белых хлопьев. Сейчас башня была в точности похожа на одну из собственных бесчисленных копий, заключенных в пластмассовый прозрачный шар — потрясешь, а внутри начинается метель. Под серым низким небом угрюмо катила серо- стальные волны Сена.
Своих двух коммунистов я заметил, как только они вышли из метро и через площадь Альма двинулись к мосту. Тот, что помоложе, — по моим признакам сам Таллар — был высок, худ. Резкие черты лица, густые рыжеватые волосы. Его компаньон — лет пятидесяти, краснолицый, плотный, почти седой. Оба в кожаных куртках. Пытаясь укрыться от непогоды, они спешили, отворачиваясь от ветра, сутулились. Поблизости никого подходящего не оказалось, и высокий со словами — 'Я — Робер Таллар,' — без колебаний протянул мне руку. Я в ответ назвал себя: 'Пэррот'.
— А это товарищ Этьен Рейналь.
Рукопожатие Таллара было крепким, у меня даже рука занемела.
— Есть место, где можно поговорить спокойно. Тут рядом, — сказал я.
Пять минут скорым шагом — и мы пришли на квартиру на улице Дебрус, как и было условлено. Я приметил в углу гостиной радиоприемник — вмонтированный в него микрофон наверняка соединен с записывающим устройством, припрятанным где-нибудь в шкафу, в одном из ящиков. Гости оглядывались — их, видимо, тоже интересовало, где спрятан микрофон. Я предложил им снять пальто в передней — мой придирчивый взгляд не обнаружил под полами их дешевых пиджаков никаких подозрительных выпуклостей.
Бок о бок они расположились на длинной софе, я сел напротив, в кресле, и Таллар тотчас приступил к делу. По его жесткому выражению я догадался, что он с севера, из рабочих.
— Партия уполномочила нас на этот разговор. Я член центрального комитета, Этьен возглавляет региональный отдел Генеральной конфедерации труда[6].
Рейналь коротко кивнул. С помощью специальной машинки он скручивал сигарету, насыпая из ветхого кисета табак в клочок тонкой желтоватой бумаги.
— Объясню, почему мы искали встречи с вами, — продолжал Таллар, Насколько нам известно, вы прибыли, чтобы установить, поддерживал ли покойный Маршан тайные, недозволенные контакты с иностранными разведками. Мы знаем, что французские власти вам поддержки не оказали. Как можно было ожидать, чтобы эти люди признали, что в их среде столь долго действовал предатель и шпион? У нашей партии нет причин скрывать этот скандальный факт, мы даже заинтересованны в публичном разоблачении бывшего министра, особенно в том, что касается его деятельности во время войны.
После небольшой паузы — я счел за лучшее промолчать, — Таллар заговорил снова:
— После войны не удалось вывести на чистую воду всех предателей и коллаборационистов. Многих
