не знал об этом или подумал, что я блефую. Но это не так, Альбер. Я тебе кое-что расскажу — имей в виду, я многим рискую, если ты обманешь мое доверие. Но и ты рискуешь. Если, выслушав меня, захочешь и дальше молчать и спустишь на меня этого своего Леннуа, то через какое-то время тебя обвинят в том, что ты работаешь на русских американские друзья тебя так подставят, что не отмоешься. — Баум помолчал ожидая ответа, но не дождался и продолжал:
— В деле замешаны Хенк Мант и ЦРУ, но не это главное. Если вообще оно существует, это дело, то обернется оно против русских. Маршан — по своей воле или вопреки ней — работал и на них тоже. Ты этого, конечно, не знал. Но я-то знаю, и, стало быть, ты, связавшись с теми, кто всеми силами препятствует разоблачению Маршана, фактически действуешь в интересах советской разведки. Кстати, один из их агентов счел за лучшее поскорее ретироваться. Вчера вечером исчез… Не так уж глупо с его стороны…
— О ком ты говоришь?
— О Жюле Робертоне.
— Первый раз слышу.
— Возможно. Но это уже неважно. Сам знаешь — в таких случаях замаранными оказываются все, кто хотя бы косвенно был связан с агентом. Когда все это разнюхают газетчики, им понадобятся жертвы. Как обычно. Теперь рассуди, дорогой Альбер, сколько народу занимается расследованием. В этом здании в данную минуту несколько десятков человек. И кто-то из них наверняка назовет твое имя и при этом добавит: только я вам ничего не говорил. Может, даже кто-то из моих людей: захочет заручиться любовью прессы или отдать должок, ну, ты знаешь…
Шаван залпом выпил вино и протянул Бауму пустой бокал.
— Блефуешь, Альфред. Правительство не жаждет видеть в газетах имя Маршана.
— Зря ты продолжаешь держаться за эту версию, — вздохнул Баум. — Ну поразмысли: Робертон скрылся. Поймаем мы его или нет, — не так уж важно. Кого-то найдем, кого можно потащить в суд. Пресса этого потребует. Правительство хотело бы все скрыть, тут я с тобой согласен, но противостоять газетной шумихе оно не сможет. Вот где для тебя опасность кроется. Твои люди побывали в доме Брансона, он же Бракони. Твою машину засекли по дороге в Конш. Сам ты полностью изобличен в связях с 'Луной' и 'Софраналом'. Наш приятель Пэнмур, которого ты тут видишь, располагает самыми достоверными сведениями. Я по должности не могу смотреть сквозь пальцы на такие вещи…
— Одни предположения — ничего у тебя нет конкретного.
— Есть. Твоя фотография у дверей 'Софранала'. И разъяснения сотрудников этого общества о том, как ты организовал покушение на Пэнмура. Показания двоих из 'Луны' — о том, как ты их нанял. Смерть Артуняна — мы отнюдь не закрыли это дело. А ещё у меня будут показания, которые ты дашь прежде, чем выйдешь отсюда, и свидетельства твоих подручных, которые мы наверняка получим, пусть и не сразу. Вот что окажется в твоем досье, и в один прекрасный день, дорогой Альбер… — он понизил голос почти до шепота, — Сам понимаешь, что произойдет в один прекрасный день, если не примешь предложение, которое я сделал тебе сегодня утром.
Шаван снова осушил бокал и откинулся на спинку стула, уставившись в стену.
— Ладно, — сказал он наконец, — Пусть меня отведут в тихую комнату и дадут бумагу и ручку. Посмотрим, что из этого получится.
Когда его вывели, Баум со словами: 'Пора узнать, насколько продвинулось с Робертоном' велел вызвать Жоливе. Тот явился с блокнотом и, докладывая, то и дело сверялся со своими записями.
— Опрошен персонал брокерской конторы Робертона — ничего подозрительного. Обыск кабинета хозяина: там много чего нашлось — записные книжки с телефонами и адресами, картотеки, еженедельники и всякое такое. Но это ещё предстоит исследовать. Я сам занимался весь день квартирой Робертона. Забрал оттуда кое-что для дальнейшей работы. Пока рано говорить о результатах.
— Как насчет писчей бумаги — помнишь, я просил проверить?
— Конечно. Обнаружены пачка конвертов и бумага, идентичные тому письму.
— Что слышно в туристических агентствах?
— Установлено, что брал он билеты возле авеню Опера. Билеты в один конец. Вылетели вдвоем в Цюрих из Орли. Мы уже связались со Швейцарией через Интерпол. Пока от них никаких сообщений.
— И не будет, — сказал Баум, — Ладно, все в порядке, спасибо.
В письменных показаниях Шавана обнаружилось кое-что, чего я не знал. Прежде я не догадывался, какой нажим оказывал на него Хенк Мант. Сначала он всего-навсего намеревался с помощью Шавана предотвратить мой контакт с Баумом. Для этого и было изобретено похищение и вся эта инсценировка. Цель была такая: одурачить меня и напугать до смерти. По мере того как я в своем неведении продолжал расследование, инструкция изменилась: вообще меня убрать. Устранить, как выразился Хенк, загнав в безнадежную ситуацию. Почему он дублировал свои усилия, прибегнув одновременно и к помощи алжирских бандитов, и к трюку с неисправным автомобилем, можно только догадываться: хотел, чтобы наверняка.
Шаван же за деньги выполнял все, что ему поручали: организовал через 'Софранал' машину напрокат, нанял головорезов из 'Луны'. Когда же обнаружилось, что не сработал ни тот, ни другой способ, и я добрался-таки до Бракони, то Шаван получил ещё более категорический приказ расправиться со мной — для того и мчались в Конш его люди. Оттуда они должны были позвонить и доложить, а также получить новые распоряжения. И они их получили: избавиться от трупы Бракони и от передатчика. Передатчик разобран на части и спрятан в неглубокой яме за домом, забросан хворостом. Бракони похоронен примерно в километре оттуда, в лесу. А дальнейшие инструкции оказались таковы: установить пластиковые бомбы в квартире Изабел и в моей машине.
Все это Шаван изложил весьма тщательно, с точными датами и деталями он-то знал, что нужно контрразведке. При этом настаивал твердо и убежденно: ему не было известно, что все это дело связано с советской разведкой. Тот любопытный момент, как он вообще оказался в прислужниках у Хенка, он и вовсе опустил, ни слова не было сказано об их прежних совместных делишках. Умолчал Шаван также о гибели Арама Артуняна и Анни Дюпюи. Одно дело пытаться кого-то убить, совсем другое — убийства, которые состоялись.
— С виду вроде бы все ясно, — заключи Баум. — Но только с виду. Вот смотрите: вы побеседовали с Артуняном — и Шавану немедленно поручают его убить. Заодно заманить вас в ловушку — но для этого требовалась некоторая подготовка, не так ли? Однако все сошло гладко — похоже, он ждал вас.
— Значит, в нашей лондонской конторе кто-то стучит американцам.
— Выходит, так. Кому были известны ваши планы?
— Да половине министерства иностранных дел, не говоря уж о начальстве.
— Случись такое у нас в Париже, русские получили бы все сведения в двадцать четыре часа.
— И у нас точно так же, — признался я. Мы помолчали. — А передавать сведения американцам и шпионажем-то не считается.
— В том-то и дело, — согласился Баум.
— Этот 'Софранал' — просто прикрытие, за ним орудует ЦРУ, предположил я.
— Если бы мы умели хитрить с американцами как с русскими, 'Софранал' давно бы значился в наших картотеках, — подтвердил мою мысль толстяк.
Позже мы распрощались с Альбером Шаваном, который умудрился вернуть себе импозантный вид и внушающие почтение манеры.
— Наша совместная работа оказалась весьма полезной, Альбер, — похвалил его Баум. — Я получил примерно половину необходимых мне сведений, а ты сообщил примерно половину того, что мог бы сообщить.
Шаван изобразил удивление:
— Тебе трудно угодить, Альфред. Того, что ты узнал, достаточно, чтобы меня в порошок стереть. Этого мало?
— Ты прекрасно знаешь, чего бы я хотел. Повторять не стану. Ладно, ступай себе домой. Теперь, надеюсь, будешь держать меня в курсе, если мистер Хенк Мант снова привлечет тебя к своим делишкам.
— Если только уцелею, — мрачно сказал Шаван.
— Ну, ты справишься, — усмехнулся Баум. — Куда этим американцам до тебя!
