поместили.
Вавр с ходу приступил к делу:
— Я согласился принять вас, господин Кэри, только для того, чтобы предупредить.
Я промолчал, разглядывая физиономию Миттерана.
— Вы понапрасну тратите свое время и деньги вашего правительства. Наши службы провели подробное расследование и убедились в том, что смерть министра ни с какими секретами не связана. Я лично тоже убедился. Какие бы то ни было политические предположения на этот счет весьма нежелательны: люди в правительстве, сами знаете, разные и по-разному отнеслись бы к подобным слухам. Словом, советую вам вернуться в Лондон, месье, и доложить моему другу Пабджою, что за самоубийством Маршана ничего подозрительного не кроется.
Шеф контрразведки явно пребывал в отличном настроении: бледное пухлое лицо так и сияет доброжелательной улыбкой, по глазам ничего не угадать.
— Все не так просто, Monsieur le Directeur. У меня инструкции, и я ведь не нарушаю французских законов…
— Жаль будет, если вы их нарушите — пришлось бы принять меры…
— Не извольте беспокоиться, господин Вавр, за мной следят днем и ночью — не то ваши люди, не то полиция, точно не скажу.
Вавр пожал плечами:
— Я могу вас выдворить из Франции — по какому-нибудь поводу или даже без.
— Знаю, — сказал я, — Только, надеюсь, вы этого не сделаете, потому что из Лондона тоже кого- нибудь выдворят. Труайе, к примеру…
Вавр будто не расслышал: поднявшись, он протянул мне руку. Манеры его были безупречны, но в словах таилась угроза:
— Я сказал все, что намеревался, господин Кэри, а теперь прошу меня извинить…
Я пока не придумал способа, как связаться с Альфредом Баумом. Не мог же я справиться о нем прямо здесь, в штаб-квартире ДСТ. Если бы его начальство узнало, что я им интересуюсь, оно бы этому контакту помешало, да и сам он не захотел бы рисковать.
Отложив Баума на потом, я прошел несколько кварталов по улице Фобур-Сент-Оноре, направляясь в английское консульство. Мне нужна была Изабелл.
При моем появлении она закрыла ящик стола и улыбнулась:
— Ты по делу или просто так, моя радость?
— И то, и другое, Изабел. Давай послушаем музыку, хорошо? А то в этих стенах микрофоны — сколько от них не избавляйся, они все тут.
Она включила стоявший на столе транзистор, и дальнейшая наша беседа протекала на фоне Гайдна. Нарушив правила, я рассказал Изабел о том, что привело меня в Париж и что я успел сделать. Она слушала, вытянув и скрестив длинные ноги, сложив неподвижно руки. Зеленоватые холодные глаза смотрели мне в лицо, не мигая. Принимать красивые и ленивые позы Изабел научилась то ли в музее Родена, то ли в поместье своих родителей в Шропшире. Приобретение подобных навыков — удовольствие дорогое.
— Положи это к себе в сумочку, — я протянул записку на имя Пабджоя, предназначенную к посылке дипломатической почтой и зашифрованную так, что если кто её и прочтет, то решит, что автор просто спятил.
— Могу я ещё как-нибудь тебе помочь? — осведомилась Изабел.
— Можешь. Поужинай со мной. Заеду в девять. Если запоздаю — подожди. В семь у меня назначена деловая встреча, вдруг она затянется.
Следующих несколько часов я провел в архиве газеты 'Монд', затем долго пытался найти домашний телефон Альфреда Баума, но в телефонной книге значилась целая дюжина А. Баумов, и я не знал, которого выбрать. В папке Маршана обнаружились две статьи Сегюра, которых не было в архиве 'Юманите', и биографический очерк, опубликованный в свое время в 'Монд', из него я узнал о ранних годах Маршана.
Попросив досье Марка Сегюра, журналиста, я получил ещё одну папку вырезок — в основном, это были сообщения о его смерти, последовавшей 3 июня 1950 года, и полицейские отчеты.
'Либерасьон', 4 июня 1950 г.
'Марк Сегюр, наш выдающийся и уважаемый автор погиб вчера утром, когда его автомобиль потерпел аварию на шоссе между Бурже и Леве. Бывшая с ним жена тяжело пострадала и доставлена в Бурже, в больницу 'Шарите'. Повидимому, машина на большой скорости потеряла управление и врезалась в дерево у обочины. Мадам Сегюр пока не пришла в сознание и не в состоянии рассказать, как произошло несчастье.
Марк Сегюр работал по редакционному заданию, готовил серию материалов о Сопротивлении, в частности о некоторых его аспектах, оказавшихся после войны — эта тема была предметом его внимания все последние годы…'. Далее шла речь о журналистском таланте М. Сегюра и прочих вещах, меня не интересовавших.
'Либерасьон', 7 июня 1950 г.
'Вчера впервые Ариана Сегюр смогла побеседовать с инспектором полиции города Бурже по поводу автомобильной аварии, в которой погиб её муж, наш давний талантливый автор Марк Сегюр. К сожалению, её показания мало добавили к картине случившегося. По словам мадам Сегюр, она в пути задремала и не поняла, что произошло. Расследование показало, что к потере управления привела поломка шестерни руля. Деталь выглядит так, будто её подпилили, что и привело к неизбежной поломке. Проводить сдедствие назначен судья Альфред Андре'.
Вполне в духе французской прессы — начать о чем-то интересном и бросить все на полпути. Меня начало всерьез увлекать это дело.
'Либерасьон' 28 июля 1950 года.
'Судья А. Андре, ведущий следствие по делу Марка Сегюра, сообщил вчера, что дело попадает в раздел нераскрытых преступлений. Судебное расследование и интенсивный поиск, проведенный полицией, ни к чему не привели. Подозреваемых нет. Можно предположить, что кому-то хотелось, чтобы репортаж, над которым работал покойный, не появился на свет, однако сотрудники нашей газеты не знают, чему именно он был посвящен, и потому не могут помочь следствию'.
Еще одна загадка. Полицейские, побывавшие в квартире Сегюра через два дня после аварии, не нашли (во всяком случае, заявили, будто не нашли) никаких блокнотов или бумаг, касающихся его последнего задания. В машине, если верить полиции, тоже ничего не обнаружено. Не странно ли это? В чьих интересах было спрятать или уничтожить материалы?
Трудно поверить, что редакция газеты, публиковавшая статьи Сегюра, так-таки и не знала, чем он занимался. Конечно же, последняя его поездка была связана с каким-то исследованием из той же серии. Кто должен был стать персонажем новой статьи? И куда подевались его записки? Журналист без блокнота — что за чушь! Однако все мои доводы повисли в воздухе — события произошли четверть века назад. Разве что попытаться отыскать Ариану Сегюр вдруг она что-нибудь вспомнит? Да, но как её найти? Может, её и в живых-то давно нет. Я терялся в догадках — помочь мог хорошо осведомленный человек. Кто-нибудь вроде Альфреда Баума.
Вернувшись в половине седьмого в отель, я проверил, на месте ли волосок, заложенный в роман Ле Карре, и заложил ещё один в стопку белья и рубашек, сложенных в шкафу. Потом запер комнату, спустился вниз и, оставляя ключ у портье, спросил его, как пройти к авеню Вильер (место не хуже всякого другого, если надо сбить со следа шпиков). Дошел до кинотеатра на площади Мадлен, купил билет, расположился в зале поближе к двери с надписью 'Выход' — и улизнул через неё тут же, бросив прощальный взгляд на знакомого юнца, того, что следил за мной на Северном вокзале, а теперь как раз уселся на два ряда позади меня. Через боковой выход я попал на улицу Виньон и сразу поймал такси. Весь путь от отеля занял семь минут.
Такси я отпустил на правом берегу и перешел Сену по мосту Карусель. Было темно, холодно, под ногами хлюпало. Работающий люд разъезжался по домам; по мосту и по набережным несся густой поток машин.
Перед подъездом дома номер 16 стоял полицейский. А у обочины тротуара красовался 'ситроен' с
