символизируемая также «мировым древом» или камнем «омфалосом», «пересекает» все области Космоса, соединяя преисподнюю, землю и небо; она, в свою очередь, находится посреди «священной земли», называемой каждым народом по-разному, но наделяемой сходными признаками. Вершина космической горы, где расположен храм, дворец или город, достигает Неба. Это самое высокое место на земле, и его никогда не заливали воды потопа. Потоп, в свою очередь, символизирует воды первичного хаоса, а Полярная звезда — «точку», где проходит «мировая ось». «Центр» приобретает также значение «зародыша»: отсюда Бог начал создавать мир, расширяясь во всех направлениях. Следовательно, для человеческого существа возвращение с «периферии» к «центру» равнозначно обретению первозданного состояния.
Впоследствии — по мере неуклонного и все нарастающего процесса материализации космоса, помрачения и забвения традиционных истин — этот центр начал отождествляться не с горой, а с подземным святилищем, которому в человеческом теле соответствует внутренняя энергия, олицетворяемая в каббалистической традиции «ядрышком бессмертия», «косточкой луз», а в индуистской — «змеей кундалини». Это подземное святилище, которое Генон, вслед за Сент-Ив д'Альвейдром и Фердинандом Оссендовским, именует Аггартхой («Царь мира»), располагается где-то в Центральной Азии; именно оттуда две тысячи лет назад пришли поклониться Младенцу Христу цари-волхвы, таинственные владыки древнего святилища, и их приход знаменовал духовную преемственность и мистическую связь между «допотопными» традициями и христианством.
В написанной во время войны работе «Царство количества и знамения времени» (1945) Генон подчеркивает, что «материальное превосходство» и «царство количества» имеет следствием лишь возрастающую власть машины над людьми, ограничившими свои интеллектуальные амбиции изобретением и конструированием машин. Человек в западной цивилизации становится одиночкой, лишенной корней, безликой и взаимозаменяемой, а общество, став механической совокупностью индивидуумов, утратило иерархическую выстроенность и взаимосвязь своих частей, свойственную живому организму. Поэтому люди легко становятся жертвами всевозможных псевдоучений, будь то марксизм или фрейдизм, спиритизм или юнгианство. Цель этих учений одна — дискредитировать подлинную духовность, подменив ее «псевдоспиритуализмом».
Процесс этот, однако, начался задолго до наших времен: «вся программа современной цивилизации была заложена еще в эпоху Возрождения», когда появилось понятие, ставшее обманным лозунгом антитрадиционалистских сил. Это понятие, этот лозунг — гуманизм, который сводит «все на свете к чисто человеческим меркам, порывает со всеми принципами высшего порядка и, фигурально выражаясь, отвращает людей от неба, чтобы завоевать землю». Это завоевание, продолжает Генон, не имеет иных целей, кроме производства предметов, «так же схожих между собой, как и люди, которые их производят». «Люди до такой степени ограничили свои помыслы изобретением и постройкой машин, что в конце концов и сами превратились в настоящие машины».
Вера в бесконечное могущество техники, бездумное преклонение перед «научно-техническим прогрессом», стремление человека отождествить себя с машиной и почти физически слиться с нею в некий сатанинско-сюрреалистический организм — все это вызывало у Генона решительный отпор. Отвращение к материалистической псевдонауке естественно соседствует у Генона с неприятием любых форм демократии как власти народа: «Ясно как день, что народ не в состоянии пользоваться властью, которой он не наделен; истинная власть даруется только свыше, и вот почему, заметим кстати, она может быть законной лишь в том случае, когда ее утверждает нечто, стоящее над общественными институтами, то есть духовная иерархия».
Заветной мечтой и подспудной целью всей деятельности Генона было воссоздание этой иерархии, формирование новой элиты, которая была бы способна, восприняв и воплотив в жизнь «извечные истины», хотя бы на время нейтрализовать циклический прогресс и восстановить традиционное общество. Он представлял себе эту элиту в виде тайного сообщества, которое, «не принимая участия во внешних событиях, должно руководить всем с помощью средств, непостижимых для обычного обывателя, и тем более действенных, чем менее они явны». Идеальным прообразом такой организации Генон считал все тот же орден тамплиеров с его сложной иерархической структурой. В некоторых своих работах он утверждает, что тамплиеры являли собой своего рода становой хребет традиционного уклада средневековой Европы; король Филипп Красивый, сломав этот хребет, вверг Францию, а с нею и весь Запад в хаос «материализма, индивидуализма и утилитаризма».
В книге «Заметки об инициации» (1946) он утверждает, что инициация, как и религия, имеет «нечеловеческое» происхождение; «творцами настоящих инициатических обрядов не могли быть люди, и фактически такие творцы никогда и не были известны». В случаях, подобных этому, «не существует исторического происхождения; ведь их истоки находятся в мире, к которому неприложимы условия места и времени, определяющие исторические факты как таковые»; вот почему эти вещи всегда неизбежно ускользают от «светских методов исследования, которые, по определению, могут дать относительно ценные результаты лишь в собственно человеческой сфере»[40]. Инициация в собственном смысле слова состоит по преимуществу в «трансмиссии духовного влияния», каковое осуществляется лишь при посредстве традиционной регулярной организации, «точнее, от имени принципа, который внешне представляет такая организация». Инициатическое значение того, что греческая Античность рассматривала как «малые» и «великие» мистерии, состоит в том, что это последовательные ступени духовного восхождения человека. В ходе «малых мистерий» неофит достигает совершенства человеческого состояния (Данте в «Божественной комедии» символически отождествляет его с «земным раем»). «Великие мистерии» означают реализацию «сверхчеловеческих состояний», или того, что индийская традиция называет «освобождением» (мокша), а исламская — реализацией «совершенного человека» (аль- инсан аль-камил), ставшего «живым зеркалом» (мир'а), в котором Божество созерцает Свою собственную сущность. Обе эти фазы, согласно «Символике креста», соответствуют понятиям «горизонтальной» и «вертикальной» реализации, или «царской инициации», предполагающей знание традиционных наук, и «священнической инициации», требующей знания чистой метафизики. Традиционные науки, знание которых обеспечивает восстановление «Первичного состояния», — это науки космологические; к ним относятся алхимия, астрология, наука букв и все, что в целом обозначается именем герметизма. Эти космологические науки в регулярной традиции проистекают из высших метафизических принципов, и потому «малые мистерии» — лишь ступень к «великим мистериям». В этом плане герметическая традиция, египетская по происхождению, в эллинистической форме переданная Средневековью, принадлежит «царской инициации» и, следовательно, неполна. Это не означает, продолжает Генон, «что герметизм сам по себе представляет такое искажение или в чем-то неправомерен… но надо признать, что он весьма предрасположен к этому по самой своей природе, коль скоро представляются благоприятствующие такому искажению обстоятельства»[41]. Поскольку «великие мистерии» — это область чисто метафизического знания, сущностно единого и неизменного в силу его изначального характера, искажения могли произойти только в области «малых мистерий». Именно в ней, подчеркивает Генон, «истинной инициации способна противостоять контринициация, вступающая с ней в борьбу». В свою очередь, «искажение» и «вырождение» традиции, столь часто встречаемые в полемических пассажах трудов Генона, связаны с понятием «контринициации», а в книге «Царство количества и знамения времени» (1945 г.) этому посвящена отдельная глава[42].
Весьма сложное в доктринальном отношении творчество Рене Генона и, шире, новое понимание слова «эзотеризм», сложившееся на основе его работ, стоит сегодня в центре широких дебатов. Продолжаются углубленные дискуссии как в плане историческом, так и в планах феноменологии и герменевтики[43]. Сегодняшний читатель, обратившись к внушительной библиографии работ Рене Генона, сразу заметит, что она содержит, с одной стороны, произведения, написанные автором при жизни — зачастую построенные на переработанных статьях, объединенных вокруг центральной темы — и, с другой стороны, определенное число посмертных изданий, где собраны многочисленные статьи, которые Генон публиковал в журналах. Некоторые из этих статей появились в популярных журналах, как La Revue hebdomadaire, La Revue bleue, Le Monde nouveau, с которыми Генон сотрудничал эпизодически; речь идет почти исключительно о первых набросках глав книг
