подперев голову руками и глядел вниз.
— Что случилось, Ларри, неужели ты превысил вес? — в голосе Дугласа звучало злорадство.
— Да, я превысил долбанный вес! — Костелло был защитником из второго состава. Ему было за тридцать, у него часто болели колени. Поскольку он редко играл по воскресеньям, вынужденный трёхдневный отдых приводил к тому, что ему было трудно сохранять предписанный вес.
— И намного?
— На четыре фунта. — В голосе Костелло было отчаяние. Ему приходилось содержать семью — жену и троих детей. Никаких надежд па будущее у него не было, потому что ничего, кроме футбола, он не знал.
— Чёрт побери, двести долларов!
Костедло ходил в сауну каждый день. При штрафе в пятьдесят долларов за каждый лишний фунт, ему ничего другого не оставалось.
— У меня всё рассчитано, — пробормотал Костелло, уставившись в пол. — Я считаю капли, падающие с кончика носа. Сто капель — один фунт веса. Сижу и считаю.
Я встал и бросился в душевую. У меня едва проступил пот. Прохладный душ освежил меня. Одеваясь, я испытывал чувство приятной усталости, всегда приходящее после хорошей нагрузки.
Автомобиль мчался по центральному шоссе, гремела музыка, окна были закрыты, и кондиционер включён на максимальный холод. Казалось, я плыву по направлению к центру Далласа. Был вечерний час пик, и я ехал навстречу потоку машин, мчавшихся на север, в пригород. Мимо проносились сотни, тысячи остекленевших глаз, стиснутых челюстей и рук, сжимающих руль. Они, благодарные, что прошёл ещё один день и мир не рухнул, торопились домой: выпить мартини, поджарить вырезку на лужайке за домом, накричать на детей, лечь с женой в постель, сделать попытку и потерпеть неудачу, смириться и, отвернувшись, заснуть.
Я кивал головой в такт Мику Джэггеру:
Я сказочно богат и знаменит…
Я мчался к пятьдесят второму этажу небоскрёба Хантера, где размещался «Клуб Королевских Рыцарей».
Огромные окна, занимающие всё пространство от пола до потолка, делали клуб самым приятным местом в городе для того, чтобы сидеть и пить сколько душе угодно, наслаждаясь панорамой Далласа в вечерний час коктейлей делового мира.
Небоскрёб КРХ назывался по имени владельца — Конрада Р. Хантера. В нём размещался штаб корпорации «КРХ Системз Инкорпорейтед», электронной фирмы Хантера, являющейся главным источником его богатства. «Системз Инкорпорейтед» производила истребители и Системы наведения реактивных снарядов для министерства обороте и была основным поставщиком вооружения, применявшегося в Юго- Восточной Азии.
Я вошёл в лифт, идущий без остановок до последнего этажа. Двое мужчин в одинаковых серых костюмах оборвали разговор и угрюмо молчали в течение всего подъёма, так как я напевал про себя и вообще почти непроизвольно старался смягчить напряжёнку, возникшую почему-то в лифте. Двери лифта раздвинулись, мы вышли в полумрак вестибюля клуба.
— Что будем пить? — бармен, коротко стриженный, в клетчатом жилете, положил передо мной салфетку.
— Пиво.
— «Куэрз»?
— Нет, «Будвайзер».
Я посмотрел в окно на северную часть Далласа. Ландшафт был плоским, без каких-либо заметных топографических отличий, если не считать пары маленьких прудиков, именуемых озёрами. Небо было ясным, но пиковый час смог делал панораму города нечёткой, расплывчатой. Темнело, по шоссе тянулись гирлянды фар.
Тут и там в зале клуба стояли группы безупречно одетых, холёных, уверенных в себе мужчин.
— …Я так и сказал мерзавцу: замечу у него хоть грамм, отведу в полицию, — говорил мужчина с седыми бачками, стоявший с тремя своими собеседниками позади меня. — Я поступлю так же, как Джон Готье.
Джон Готье, крупный биржевой маклер, недавно застал свою пятнадцатилетнюю дочь занимающейся любовью и курящей при этом марихуану. Он немедленно отвёз её в психиатрическую лечебницу, где её подвергли серии электрических шоков. Недавно преуспевающий маклер, как сообщили в местном журнале, с удовлетворением отозвался о результатах лечения, сказал, что его дочь вернулась домой «неузнаваемо тихой».
— А вы знаете, как с ними поступают в Испании? Услышав знакомый голос, я обернулся, и тут же пожалел об этом.
— Фил Эллиот! — Голос принадлежал Луи Лефлеру, богатому торговцу недвижимостью и близкому другу Конрада Хантера. Я встречался с ним на нескольких ленчах, организованных нашим клубом. — Давай к нам, — пригласил он.
Я повернулся, четвёрка подошла ближе к бару и окружила меня.
Лефлер представил меня остальным. Я приподнялся со стула, крепко пожал руки. Имена промелькнули мимо моих ушей.
— Так вот, — продолжал Лефлер, — мы с Мартой были в Мадриде месяц назад — хиппи там приговаривают к шести годам тюрьмы за курение марихуаны.
— Я тоже слышал об этом, — подтвердил толстый мужчина с красным лицом, испещрённым лопнувшими кровеносными сосудами. — Да, там знают, как с ними обращаться.
— Могут говорить что угодно о Франко, — продолжал толстяк, — но я был там в прошлом году и остался очень доволен. Всё дёшево. Улицы чистые, и поезда ходят точно по расписанию. Он знает, как держать в руках народ, уж поверьте.
— То же самое говорили о Гитлере, — выпалил я не думая.
— Что? — Толстяк посмотрел на меня в замешательстве. — Да, конечно. Ты прав, он тоже умел делать это. — Его глаза засияли. — Можно говорить о диктаторах что угодно, но порядок они наводить и поддерживать умеют.
— Это уж точно, — кивнул я, подмигивая Лефлеру.
Когда я был ещё женат, Лефлер пригласил меня с женой к себе домой на коктейль. Как только мы вошли, Луи протянул нам два коктейля, представил присутствующим и произнёс клятву преданности американскому флагу.
В конце нам раздали бумагу и карандаши, попросив назвать цех, кто, по нашему мнению, был коммунистом, употреблял наркотики или просто подозрительно себя вёл. Я не решился отдать обратно чистый лист бумаги, поэтому написал имя своей жены.
— А ты что об этом думаешь, Фил? — Мужчина с бачками смотрел на меня. Он был похож на рождественского поросёнка.
— О чём? — заметив, что мой стакан опустел, я повернулся К бармену. — Ещё одно пиво, пожалуйста.
— О смертной казни, — не отставал мужчина с бачками. — Какое у тебя мнение о смертной казни?
— Что-что? — Я слышал его голос совершенно отчётливо, но показалось на мгновение, что он говорит на каком-то другом языке. Должно быть, марихуана тому виной.
— Я говорю о смертной казни тех, кто продаёт наркотики. Замечательно! Смертная казнь. Во рту у меня пересохло — когда же он принесёт моё пиво? Я оглянулся, но бармена не было.
— Видите ли… я бы не стал приравнивать марихуану к героину… Чёрт! Неужели я не мог сказать что- нибудь поумней?
Сзади послышались спасительные шаги бармена. Моё пиво. Я взял бокал и выпил половину. Всё постепенно становилось на свои места. Я сделал ещё глоток и сказал:
— Мне кажется, что смертная казнь — это слишком, независимо от преступления. — Ни к чему не обязывающее и гуманное заявление — им можно гордиться.
— Да, пожалуй, Фил прав, — согласился кто-то.
— Хватит о казни, давайте о футболе, — вмешался краснолицый. — Что твои ребята говорят о
