тени.
И Дэнни почувствовал что-то дикое.
Призраков нет, но гомики есть. Они останавливаются в черных машинах и предлагают тебе конфету или слоняются за углами улиц, или… или крадутся за тобой в лес…
А потом…
— Беги, — приказал он резко.
Но Ральфи дрожал, парализованный страхом. Он вцепился в руку Дэнни крепче металлического захвата. Глаза его, устремленные в лес, вдруг стали расширяться.
— Дэнни!..
Треснула ветка.
Дэнни повернулся и посмотрел туда, куда смотрел его брат.
Мрак охватил их.
Мэйбл Вертс, огромная семидесятичетырехлетняя толстуха, все меньше и меньше могла полагаться на свои ноги. Зато в ее распоряжении оставался телефон. Вертс была вместилищем всей истории города и всех его сплетен. Не то чтобы ее сплетни были злыми, просто она жила городом и для города. В каком-то смысле она и была городом, эта женщина, проводящая почти все свое время у окна, в шелковом капоте, в короне из тощих седых кос, с телефоном в правой руке и японским биноклем в левой. Сочетание этих двух предметов — плюс неограниченное время на их использование — делало из нее благожелательного паука, распростершего паутину от края до края Салема Лота.
За неимением лучшего она смотрела на Марстен Хауз, когда его ставни слева от входной двери открылись, выплеснув на землю квадрат света, явно не электрического. Она успела только бросить мучительно короткий взгляд на что-то вроде головы и плеч за окном. Это вызвало в ней странную дрожь.
Больше ничего не случилось.
Она подумала: «Что же это за люди — открывают окна только тогда, когда их ни одна живая душа не увидит?».
Она отложила бинокль и осторожно подняла телефонную трубку. Почти все телефонные линии Салема Лота были совмещенными. Два голоса, в которых она быстро узнала Харриет Дархэм и Глэдис Мэйберри, говорили о находке собаки.
Мэйбл сидела, стараясь не дышать, чтобы не выдать своего включения в линию.
День дрожал на грани исхода. Дома спали в темноте. Только в нижнем городе бросали слабый отсвет на мостовую ночные огни похоронной конторы и Замечательного Кафе. Кое-кто не спал: Джорж Бойер, только что вернувшийся со второй смены, Вин Пурингтон, потрясенный смертью собаки больше, чем смертью жены..
На кладбище «Гармони Хилл» темная фигура задумчиво стояла в воротах, дожидаясь намеченного часа. Когда она заговорила, голос звучал мягко и тихо:
— О отец мой, снизойди ко мне! Повелитель Мух, снизойди ко мне! Я принес тебе испорченное мясо и затхлую плоть. Я принес жертву тебе. Левой рукой я принес ее. Яви знамение на этой земле, освященной твоим именем. Я жду знамения, чтобы начать труд свой.
Голос замер. Поднялся слабый ветер, принеся вздохи и шепот листьев и трав, и запах падали из придорожной канавы.
Все молчало, кроме ветра. Фигура стояла неподвижно. Потом она наклонилась — и поднялась с телом ребенка на руках.
— Я принес тебе это.
Потом было нечто невообразимое.
4. Дэнни Глик и другие (1)
После десяти Марджори Глик позвонила Петри домой. «Нет, — сказала миссис Петри, — мальчиков здесь нет. Их здесь не было. Может быть, лучше пусть ваш муж поговорит с Генри». Миссис Глик протянула трубку мужу, чувствуя под ложечкой холодок страха.
Мужчины все обсудили. Конечно, мальчики пошли через лес. Нет, ручей слишком мелкий, особенно в сухую погоду. Генри предложил идти по тропинке навстречу друг другу с сильными фонарями. Может, мальчишки нашли нору енота или курят тайком, или еще что-нибудь. Тони согласился и поблагодарил мистера Петри за беспокойство. Мистер Петри сказал, что никакого беспокойства нет. Тони положил трубку и немного успокоил перепуганную жену. Про себя он решил, что ни один из мальчишек, когда найдется, неделю не сможет сидеть.
Но прежде чем он успел выйти со двора, из-за деревьев шатаясь вышел Дэнни и свалился у задней калитки. Он был не в себе, отвечал с трудом и не всегда осмысленно. За его воротничком торчали травинки, и в волосах запуталось несколько осенних листьев.
Он сказал отцу, что они с Ральфи перешли через ручей спокойно (призрак упомянут не был). Тут Ральфи сказал, что видит чье-то лицо. Дэнни стал бояться. Он не верит в такую чепуху, как духи, но ему что-то послышалось в темноте.
Что же они сделали тогда?
Дэнни казалось, что они снова пошли, держась за руки. Он не был уверен. Ральфи хныкал про призрак. Дэнни его успокаивал. До Джойнтер-авеню оставалось шагов сто, может, меньше. И тут случилось что-то плохое.
Что? Что плохое?
Дэнни не знал.
С ним спорили, волновались, уговаривали. Дэнни только качал головой, медленно и тупо. Да, он знает, что должен вспомнить, но он не может. Честно, не может. Нет, он не помнит, чтобы падал. Просто… стало темно. Очень темно. А потом оказалось, что он лежит на тропе один. Ральфи исчез.
Перкинс Джиллеспи решил, что нет смысла обыскивать лес ночью. Он только прошелся с Гарднером, Гликом и Петри по всей дороге от одного до другого дома, но ничего не нашел.
С утра полиция штата вместе с кэмберлендской полицией стали прочесывать лес. Когда ничего не нашли, зону поиска расширили. Полиция билась четыре дня, а Глики бродили по лесу и полю, обходя ямы углежогов и зовя сына по имени в бесконечной и безрезультатной надежде.
Обыскали драгами ручей Таггарт и реку Роял. Тоже безрезультатно.
Наутро пятого дня Марджори Глик разбудила мужа в четыре утра, перепуганная до истерики. Дэнни лежал в обмороке на верхней площадке, очевидно упав по дороге в ванную. «Скорая» увезла его в больницу с первоначальным диагнозом «замедленный эмоциональный шок».
Дежурный врач по имени Горби отвел Глика в сторону:
— У вашего мальчика бывали астматические припадки?
Мистер Глик заморгал и покачал головой. Меньше чем за неделю он постарел на десять лет.
— Ревматическая лихорадка?
— У Дэнни? Нет, что вы.
— Пробу на туберкулез в этом году брали?
— Туберкулез? У моего мальчика?
— Мистер Глик, мы только стараемся выяснить…
— Марджи, Марджи, иди сюда!
Марджори Глик медленно подошла. Бледная, кое-как причесанная, она выглядела как женщина,
