Введение в чтение Гегеля

150

«…особенные боги (…) — комическое самозабвение ими своей вечной природы» (с. 390) {прим. перев.).

151

«Обе крайности должны приблизиться к содержанию; одна, необходимость, должна наполниться содержанием, другая, язык певца, должна участвовать в нем…» (с. 391) {прим. перев.).

152

«…язык, в силу того что он входит в содержание, перестает быть повествующим (…). Герой — сам говорящий (…) наличное бытие этих характеров — это действительные люди, которые надевают личины (die Personen)…» [примечание Г. Шпета: «первоначальное значение лат. persona — „маска актера', затем „роль'»] (с. 391) {прим. перев.).

153

Гегель пишет: «…сознание, которое чище сознания, доверяющего ведьмам, а также рассудительнее и основательнее того первого, верящего жрице и прекрасному божеству, в ответ на откровение, которое делается самим духом отца об умертвившем его преступлении, медлит с местью и подготовляет еще другие доказательства — на том основании, что этот делающий откровения дух может быть также и дьяволом.

Это недоверие потому обоснованно, что знающее сознание ввергает себя в противоположность достоверности себя самого и предметной сущности» (с. 394) {прим. перев.).

154

«Сознание раскрыло эту противоположность благодаря совершению поступков; действуя согласно данному в откровении знанию, оно на опыте узнает его обман, и отдавшись, со стороны содержания, одному атрибуту субстанции, оно оскорбило другой и тем самым дало последнему право на себя (с. 395) {прим. перев.).

155

«Эта судьба завершает изгнание населения с неба, безмысленного смешения индивидуальности и сущности (…) ибо индивидуальность, которая лишь поверхностно присовокуплена к сущности, есть несущественная индивидуальность» (с. 395) (прим. перев.).

156

«Положение, которым выражено это легкомыслие, гласит: самость есть абсолютная сущность…» (с. 399) {прим. перев.).

157

О том, что «самость есть абсолютная сущность…» (с. 399) {прим. перев.).

158

«Несчастное сознание (…) есть трагическая судьба достоверности себя самого, долженствующей быть в себе и для себя. Оно есть сознание потери всей существенности в этой достоверности себя и потери именно этого знания о себе, — потери субстанции, как и самости; оно есть скорбь, которая выражается в жестоких словах, что бог умер» (с. 400) (прим. перев.).

159

Весь замечательный текст — критика не столько всего христианского, сколько новоевропейского искусства, искусства «времени картины мира» (М. Хайдеггер), а также его оправдание (прим. перев.).

160

«Об этом духе, который покинул форму субстанции и вступает в наличное бытие в форме самосознания, можно поэтому сказать, — если пользоваться отношениями из области естественного рождения, — что у него есть действительная мать, но в-себе- сущий отец…» (с. 402) (прим. перев.).

161

Это продолжение гегелевской критики неоплатонизма: «Кажется, будто абсолютная сущность, наличная в качестве действительного самосознания, низошла со своей вечной