Первым осадил перед нею коня плечистый Славята, известный в Чернигове ратный муж и самый доверенный человек у князя.
– Слава богам! – воскликнул он сильным басовитым голосом. – Пресветлая княжна, значит, здорова и на воле. А в Чернигове тревога: князь думает, не выкрали ли хозары его доченьку?
– Хозары? – удивилась девушка.
– Да, – не заметив ее удивления, продолжал Славята. – Они, вишь, сватать приехали тебя. Князь послал нас за дочерью в терем, а ее и след простыл. Ну мы и подумали: а нет ли здесь коварства, не выкрали ль хозары девицу, чтоб вынудить князя согласиться на брак?
Черная побледнела. Так вот какую тайну скрывал от нее отец! Вот почему одолевала ее в эти дни тревога. Сердцем чуяла беду… Видно, правду говорил конюший: нашелся-таки коршун и на ее голову. Да еще какой: каган, повелитель могучей Хозарии и двадцати пяти подвластных ему племен! Княжна смотрела хмуро на Славяту, на дружинников, вооруженных с ног до головы, и, скрывая волнение, спросила:
– Так что же повелел вам князь?
– Найти княжну, да побыстрей!
– А потом?
– А потом домой ее доставить, – простодушно ответил Славята.
Черная вздрогнула.
– Неужто князь согласен и хочет выдать меня за кагана? Ведь каган женат и стар уже! – чуть не плача произнесла она.
Славята нахмурился:
– Что поделаешь, княжна! На то его воля и право. По закону каган может иметь столько жен, сколько есть подвластных Хозарии племен. От каждого племени – княжну. У пресветлого князя Северянского одна дочь, значит, ей и суждено быть женою хозарского кагана.
Похолодела княжна, не нашлась, что ответить Славяте. Слышала она про эти законы, но думала, что старость кагана спасет от позора и насилия. А князь, выходит, знал, что грозит ей, и молчал. На что же он надеялся? Почему потворствовал, когда она отказывала соседям-князьям? Умышленно? Чтобы приберечь для кагана?
Взглядом, полным отчаяния, обвела она ратных мужей, будто спрашивала, ждала от них ответа. Потом надменно выпрямилась, глаза ее блеснули гневом.
– Я не поеду! – решительно сказала она.
– Как же так, не поедешь?
– Пустили хозар в крепость, так и возитесь теперь с ними. Мне там нечего делать!
Дружинники и ахнуть не успели: княжна пришпорила коня и, развернувшись, понеслась обратно к лесу.
Славята не мог поверить, что она посмела ослушаться отца.
– Черная! Княжна! – крикнул он своим зычным голосом, надеясь остановить девушку.
Но она только оглянулась, прикинула глазом расстояние между собой и Славятой, который уже гнался за нею, и еще сильней дала шпоры коню. Она не хуже Славяты знает леса, тайные укрытия. Только бы дружинники отстали… Не дастся она в руки Славяте. Скроется в лесной чащобе, а там будь что будет!
Сначала Сокол не мог оторваться от погони. Буланый конь Славяты несся за ним во весь опор. Но вот Славята оглянулся, видит, дружинники совсем отстали. А княжна с каждым мгновением все дальше и дальше. Холод обдал сердце бывалого воина. «Сбежит проклятая девка! – заметалась тревожная мысль. – Перед князем и перед дружиной опозорит. Схитрить надо!»
– Черная! – закричал он. – Да остановись же… Я не все тебе сказал. У нас с князем сговор!.. – Славята обозлился: княжна вот-вот ускользнет из рук.
– У нас с князем сговор! – еще громче и уже в отчаянии заревел он. – Остановись!
Теперь она услышала слово «сговор». Обернулась, сурово крикнула через плечо:
– Против меня?
– Да нет же, против хозар!
Какое-то время оба молчали. Кони неслись вперед. Славята ждал. Княжна размышляла.
– Клянись! – услышал он наконец ее голос.
– Клянусь! Честью ратного мужа клянусь!
– Жизнью клянись!
– Клянусь жизнью! – задыхаясь, прохрипел Славята, теряя уже и голос и терпение.
Черная, видно, решилась выслушать княжьего посланца. Сокол замедлил галоп, потом, сделав крутой поворот, остановился на обочине.
Славята тоже осадил Буланого, вытер вспотевшее лицо.
– Будь я отцом пресветлой княжны, – тяжело дыша, зло глянул он на девушку,
– высек бы за такой нрав.
Черная, нахмурясь, молчала. Победа над Славятой, начальным человеком княжеской дружины, известным на весь Чернигов витязем, в другое время могла бы и польстить ей, но не до потех, любезных сердцу, было ей сейчас.
– Останови дружину, – сказала Черная. Она не доверяла, остерегалась западни.
Славята дал знак дружинникам.
– Так какой же у вас с отцом сговор? – спросила она, поглядывая то на Славяту, то на его дружинников, остановившихся невдалеке.
– Княжна должна дать ответ хозарам.
– Что?! – резко дернулась в седле Черная. – Вот это и вся премудрость сговора? Неужто отец не знает, каков может быть мой ответ? Неужто в Чернигове некому за меня постоять?
– Не обижай, княжна, воинов северянских, – угрюмо отозвался Славята. – Каждый из нас готов голову сложить за честь твою. Но…
– Что «но»?
– Не время. Нужно пока что обойтись без сечи… Девушка помолчала, обдумывая его слова.
– И князь не знает, как это сделать? Ведь он может не согласиться на мой брак с каганом!
– Княжне это легче и сподручней. А князь сошлется на тебя: ребенок, мол, еще она, не хочет – и весь тут сказ.
Черная была в том возрасте, когда взрослые еще не отвыкли от ее проказ и озорства, по привычке смотрели как на девочку, а девочка уже косо поглядывает на свое детство и тешится гордым именем взрослой. Потому-то слова витязя поначалу разгневали княжну. «Как смеешь! – хотела она крикнуть. – Ко мне сваталось вон сколько князей!» Но не крикнула. Проглотила со зла слюну и, дав шпоры Соколу, вовсю погнала его по дороге.
– Хорошо! – гневно бросила на ходу. – Я отвечу хозарам! И за себя и за мужей ратных!
VII. ИГРА С ОГНЕМ
В просторном зале свежо и уютно. Солнце только-только поднялось. Не то что припечь – нагреть не успело умытую росами землю. Во дворе дубы раскидистые, вековые, за двором – роща. Начинается она сразу за Стрижнем – высокая, темно-зеленая, даже черная в тени. Будто стеной окольцевала Чернигов и как страж караулит под древними стенами, охраняет покой горожан.
Окна в тереме высокие, светлые; стены сплошь покрыты украшениями. Смотришь прямо – Оленьи рога красуются меж выгнутых дугою арок передних окон; оглянешься назад – дорогое оружие поблескивает золотом, драгоценными каменьями, умело вставленными в рукоятки. Посредине – два червленых щита, по бокам – острием к острию знаменитые франкские мечи, а сверху над щитами – луки и стрелы боевые. По обе стороны, по простенкам, – снова оленьи и турьи рога, а на них чучела лесных птиц Северянщины.
В тыльных углах зала – очаги, выложенные из камня: один с жертвенником, другой для обогрева. Но больше всего привлекает хозарских гостей роспись черниговских умельцев на стенах. На одной изображен поединок князя с туром, на второй – соколиная охота. Да с каким мастерством! Привыкшим к роскоши хозарам не верится даже, что это Чернигов, который считают они захудалой берлогой. Распластавшись в воздухе, перескакивают через бурный поток лихие кони; люди, будто живые, занесли над головой булатные мечи. И кажется, вот-вот закричат они, шумом и свистом, стуком мечей заполнят этот зал. А вот сам князь схватился с туром, пытается свалить его, пронзив широкую грудь зверя копьем.
