— Да! Это стихи, — сказала женщина, расставляя чашечки на ломберном столе.
— Стихи — не стихи, а смысл великий, — сказал лысый в свитере. Он открыл бутылку, разлил коньяк по чашечкам, но чокнулся с одним Борисом.
— Рад, что познакомился. Счастливо.
— Не обращайте внимания, — улыбнулся хозяин.
— Он со странностями. Но художник великий!
— А картины поглядеть можно?
— Он не 'юбит показывать. Пока свет'о пишет, а п'и эйектг'ичестве его к'асок не г'азгьядите.
— Единственный образованный художник, — сказал Бороздыка.
— Что ж, пока мы воевали, он Гегеля читал, — отозвался чернявый.
— Юочка тоже читай. Один ты, Сейж, темный,
— сказала женщина, возвращаясь с кофейной чашечкой на тахту и сама теперь обнимая мужчину.
— Вот рекомендую. Супруги. Восемь лет живут. Обнимаются только в гостях, — сказал Крапивников.
— А это Ига Бороздыка. Кандидат наук. Прошу любить и так далее.
— Вас я сегодня видел, — не удержался Курчев.
— Возможно, — высокомерно кивнул Игорь Александрович.
— Внешность запоминающаяся, — зевнул чернявый.
— Заткнись, — дернулся Бороздыка.
— Будет вам. Офицей Бог знает что подумает. Г'азлии бы еще.
— Алкоголичка, на мою голову, — вздохнул чернявый и тут же налил во все пять чашек.
— За вас, Борис Кузьмич, — жеманно поклонился Крапивников. — Дай вам Бог счастья и свободы. Чего куксишься. Ига? Тебе разве не понравился реферат?
— Понравился, — промычал Игорь Александрович. — Но вообще-то…
— Если критикуешь, не пей, — сказал чернявый.
— А мне понравился и я еще налью. — Он пододвинул к тахте ломберный столик. — Вот, мать, не могла найти посуду поменьше.
— Не торопись, товарищ прокурора придет, — улыбнулся хозяин.
— Тогда тем более поторопимся. Ваше здоровье, лейтенант. И пусть доцент сам горючее приносит.
— Ты несправедлив, Серж, — сказал хозяин. — Товарищ прокурора никогда не скупится.
— Вы об Алешке? — спросил Курчев.
— О нем, — ехидно кивнул Бороздыка. — Сейчас скажете, что Марьяна Сергеевна — следователь.
