— Однако доцента нету, — миротворчески вмешался Крапивников. — Откупоривай вторую, Серж. Вы, лейтенант, не против не ждать кузена? Он обязательно принесет. Явится с мадам. Они разводиться собираются.
— Шутка? — не понял Борис.
— К сожалению, нет.
— Давай мы тоже г'азведемся, — сказала гостья.
— Если хочешь, — ответил муж, и Курчев понял, что у них тоже не все ладится.
— У вас тут, как в нарсуде, — сказал, чувствуя, что в своем легком подпитии переходит границы, отведенные человеку, впервые попавшему в незнакомую компанию.
— Да, — подхватил хозяин, — Суд не суд, но что-то вроде церкви. Остается в попы постричься.
— А что? — сказал чернявый. — Она падает на колени, а Юрка гладит ее и приговаривает: «Крепись, дочь моя».
— Перестань, — крикнул Бороздыка. — Не тебе надругиваться…
— Над святыней? Знаю. Достоевский на Тверском бульваре.
— Да, Достоевский.
— Успокойся, — перебил Крапивников.
— А почему? Пг'одойжайте, — сказала женщина. — Пг'одойжайте. Скажите, почему Сейжу нейзя г'угать Татьяну Айну?
— Бросьте, — скривился Крапивников.
— Потому что Пушкин — наша гордость и единственное наше спасение, — сказал Игорь Александрович.
— Я думал — Булгарин, — не выдержал Крапивников.
— Сейж тоже г'усский, — сказала женщина.
— Только по матери, — уточнил чернявый. — Это, кажется, для них недостаточно.
— Для кого — «них»? — спросил Курчев, но ему не ответили.
— С тобой откровенничать нельзя, Юрка. Больше ничего не скажу, — покраснел Бороздыка, обижаясь за Булгарина, о котором он написал лишь одну фразу.
— Да, Пушкин наше спасение, — обернулся к супругам.
— От инородцев? — спросил Серж. Теперь в его голосе не слышалось шутки.
— Не только. От развала, от гнилья. От всего.
— И от Запада? — спросил Крапивников, который тоже стал серьезным.
— Да! Да! От Запада и от Востока.
— А как же «друг степей калмык»? — спросил Курчев, раздосадованный, что ему не ответили на прежний вопрос.
— С калмыками все ясно, — отмахнулся Серж.
— С калмыками был интересный эпизод. Кстати, это и к Пушкину относится, — сказал Крапивников. — Когда было полтораста? В сорок девятом? Мне рассказывали, 6 июня никто из высланных в места отдаленные на работу не вышел, а весь калмыцкий народ, как один человек, потянулся в район, Бог знает за сколько километров, где было радио. Прямо всем выводком шли, как цыгане. Только что — на своих двоих. Знали, что юбилей и что без «Памятника» не обойдется. И вот, читает Ермилов по
