– Зелёный медведь? Ха-ха…
– Ничего страшного. Его можно в коричневый перекрасить или в чёрный цвет. В какой скажете, в такой и перекрашу…
– Нет, вы и в самом деле фея, а не женщина… Простите, я опять комплименты говорю… – Дядя Левон снял очки, протёр стёкла, хотя они были совершенно чистые. – Словом, вы нас здорово выручили. А то я растерялся: нарисовать просто, а где всё это взять?
– Только моя машина не возьмёт плюш… – слабо улыбнулась Любовь Васильевна. – Вручную придётся шить.
– Зверюшек я сам сошью, сам! Осталось только на Жучка что-нибудь лохматое найти… Короче – ура! Трижды ура! Не забудьте только, чтоб штанишки лишь по виду были на штаны похожи, без штанин. Нам надо будет руку засовывать в куклу.
– Как скажете, так и сделаю… Недосплю немного, но сделаю.
– Ну, мастера-художники, что у вас получилось? Я на ваши рисунки буду смотреть, а вы на мои: на Ваньку, Таньку, Жучку, Мишу-медведя.
Дядя Левон поднёс наши рисунки поближе к окну. Любовь Васильевна тоже приблизилась к нему, и они начали рассматривать их вдвоём.
– Ну, этот микроб-сороконожка не подойдёт… – отложил он один рисунок, и Серёжа смущённо опустил голову. Его, значит, микроб. Это же надо такое придумать!
– Та-ак… А этот похож на водолаза-глубинника… Неплохо нарисовано, молодой человек. Но наши Эрпиды не страшилища… – от таких слов Павлуша сморщил одну щёку, как будто у него болел зуб.
– Антенны-локаторы? Как усики у майских жуков… А что? Локаторы мы можем ему приделать. Это ты хорошо придумал. А туловище как огурец… Нет, огурец, видимо, не то…
О моём!..
– Ну, а здесь просто человечек и просто собачка… – От этих слов Жора зашмыгал носом. – Эрпид-один и Эрпид-два – братья. Они как две капли воды похожи… Ничего, что одного на четвереньках водила Таня. Мы их сделаем одинаковыми, только раскрасим по-разному: одного в серебристую алюминиевую краску, другого – в золотистую, бронзовую.
Левон Иванович в третий раз подошёл к шкафу и вынул оттуда один-единственный листок.
– Вот какими вижу Эрпидов я.
Мы столпились вокруг Левона Ивановича. Ну и здорово придумал он! Ну и художник! Конечно же такими они и должны быть…
Вместо головы у Эрпида кубик, вставленный углом в туловище. А туловище уже не кубик, а «шестиугольная призма» – так назвал Левон Иванович. И мы зашептали, стараясь запомнить: «Шестиугольная призма… Шестиугольная призма…»
– Гайка! – воскликнул я.
Очень уж на гайку было похоже туловище, только вытянутую сверху вниз. А там, где у гайки дырка с резьбой, – наоборот, выступ-животик, как будто сложенный из кусочков-клинышков. На самом выпуклом месте – отметинка, как пупок. Наверно, здесь будет тот окуляр, через который Эрпид всё фотографирует и записывает на плёнку.
– Сейчас дорисуем антенны… – Левон Иванович взял у Серёжи коричневый карандаш и добавил усики- антенны. – Мы их сделаем из медной проволоки, подвижными, ниточками будем управлять, поворачивать. А может, и без ниток обойдёмся… Ну как, нравится?
Ещё бы не нравилось! Мы выкрикивали что-то несуразное, не разбери-поймёшь, прищёлкивали языками…
– Значит, понятно. Следующий сбор – через день, в воскресенье, в семнадцать часов. Приходите с пластилином и дневниками. У кого будут двойки-тройки, вместе решим: допускать такого к работе или нет. Если нет – буду набирать ребят в театр из других домов.
Вот тебе и на!.. Как ведро холодной воды на голову вылил. Я думал, он уже забыл об отметках, а тут… Подразнил, завлёк в театр, а теперь подавай ему дневник… Пятёрки подавай, четвёрки!..
У меня хоть двоек нет, а у Жоры – хи-хи! – двоечка за стихотворение.
Один Павлуша спокоен. И мать его светится от радости… У этого тихони одни пятёрки – показывал дневник, я своими глазами видел.
Эх-ха… Ну – ничего. Повоюем! Учебный год только начинается. Мы ещё тоже можем показать себя!
Павлушина мама выходит вместе с нами. Она бережно несёт перед собой свёрнутый в трубку лист бумаги. На нём рисунки Ваньки и Таньки.
Тётя Люба задумчиво улыбается…
«ПРОВАЛИТЬСЯ НА ЭТОМ МЕСТЕ!»
Наконец привезли деревья и кусты.
Сразу на двух машинах: на одной – деревья, на другой – кусты. Что были две машины, нам потом сказали. Когда они разгружались, никто из нас не видел – сидели в школе. А шли из школы, так сразу и увидели: деревьев навалено и кустов, кустов!
Дядя Левон один расхаживал по будущему скверу и прочищал ямки. Вырыли их неделю назад, и они почти все засыпались, кромки обвалились. Мы сразу направились к Левону Ивановичу.
– Салют, салют, «артековцы»! – обрадованно поднял руку он в ответ на наше приветствие. – Хорошо, что вы не задержались. Быстренько ранцы и портфели по домам и бегом сюда. Прикинем, что у нас есть и чего нет.
Рассыпались по квартирам мигом, собрались тоже быстро. И сразу ухватились за самое большое дерево, которое показал дядя Левон. Это был американский клен – ствол толстый, кривой. Корней почти нет, вместо них – какая-то закорючка. Хоть бы один тонкий корешок!
– В сторону, в сторону его… Дрова нам не нужны, верно? У нас ведь в квартирах батареи… – шутил Левон Иванович.
И ещё два дерева выбраковали. У одного была содрана кора, а у другого росло из подножия ствола, может, сто пасынков. «Засохнут тоже…» – сказал о них Левон Иванович. Остальные деревья – одни американские клёны! – мы разложили рядком по росту.
– Эх-ха-ха… Мы же не просили: «Дайте нам целый ботанический сад!» Но ведь можно было хоть несколько каштанов, берёз, лип привезти… О груше или вишне я уж не говорю!.. – вздыхал Левон Иванович. – Что попало подсовывают домоуправлению, а оно берёт. Так что – поддадимся стихии? – И ответил сам себе: – Не поддадимся! Айда, «артековцы», на промысел!
Дядя вскинул лопату на плечо, как солдат винтовку.
– Времени мало, а работы много. В восемнадцать часов субботник. Вперёд! – скомандовал он.
Мы построились за ним и зашагали.
Шли сначала по нашей улице Мира к школе. А когда дошли до места, где вниз по склону спускается деревянная лестница, повернули не на неё, а наоборот – влево. От улицы Мира туда вела, перед самой школой, поперечная улочка.
Шли по ней, шли, пока асфальт не кончился. Здесь конец микрорайону. Так далеко в эту сторону мы ещё ни разу не заглядывали. Тут шла настоящая война. Воевали большие дома с деревянными хатками. Прорвутся клиньями-рядами в огороды, что около хаток, начинают окружать. Посылают в наступление, словно танки, машины, трактора-бульдозеры, экскаваторы… Грузовики вывозят брёвна, бульдозеры сгребают в кучи всякий хлам и мусор, экскаваторы роют котлованы под фундаменты, собирают всё негодное и грузят на машины.
Только дошли, дядя Левон закачал головой: «Ну и варвары!» – и начал пререкаться с бульдозеристом, пожилым дядькой с блестящим, как будто навели на него глянец, лицом.
– Куда же вы?! Разве не видите: эти кусты ещё можно пересадить!
– Самое лучшее уже выкопали! – крикнул из окошка бульдозерист.
– А чем это хуже? Ведь это смородина! А вы её под откос, срезаете!
– Снявши голову, по волосам не плачут! – опять крикнул бульдозерист. Но повернул трактор немного в сторону, послушался.
– Волосы… Голову! – бормотал недовольно дядя Левон.
