– Кончай! – крикнул Жоре отец, Олег Максимович. Чтоб лазить кончал.
А Жора захотел, видимо, Васю прикончить и как ринется к нему! Пока вскарабкался на тот высокий, как скала, гараж, Вася перескочил на гараж Ивана Ивановича. Оттуда по наклону вниз, юркнул в щель между рядами наших и не наших гаражей. И тут Жора взвился над гаражом профессора – гоп!!!
Треск…
– А-а-а! – крикнул Жора и исчез.
Что произошло, никто не заметил, а если заметил, то не понял. Уже смеркалось, и всем хотелось поскорее закончить работу.
Вася выбрался из-за гаражей.
– Хи-хи… Хи-хи… – оглядывается, где Жора, в какую сторону лучше удирать.
И я, и Серёжа, и Павлуша подбежали к Васе…
– Спрятался где-то… – сказал Серёжа.
Дошли до конца гаража Дервоеда, осторожно заглянули в щель. Темнота… Никто не шевелится в этой темноте, не сопит.
– Ыэй!.. – послышался откуда-то Жорин голос. Глухой, как будто сам себе рот рукавом заткнул. Только откуда голос? Может, с крыши?
– А мы в прятки не играем, никто тебя искать не собирается! – крикнул Вася.
Отбежали, чтоб лучше видно было. Нет его на крыше!
В груди у меня тревожно заныло, как тогда, когда засыпало Васю. И Жору, оказывается, я уже любил. Выдумщика Жору, толстяка…
– Ыэй! В гараже я!..
– Ты живой? – кричу я, хотя и так понятно, что живой: голос подаёт!
– Что ты там делаешь? – кричит Вася.
– Не вижу! Висю… Вишу-у-у… Никак не могу упасть!
Мы забегали, засуетились, как муравьи на потревоженном муравейнике. Серёжа подскочил к замку- пудовику на гараже Дервоеда, кряхтя, перевернул на другую сторону. Ну да, разве с таким справишься!.. Вася юркнул в щель и вскарабкался на гараж. Павлуша забегал от гаража к людям, от людей к гаражу… Я – за ним…
– Жора повесился!.. В гараже!
И все забегали, закричали, заойкали. Женя-большой подскочил к дверям гаража, упал на колени, посветил фонариком в щель. Ничего не видать!
– Обождите!.. Я сейчас!.. Я ключ принесу!.. – побежала домой тётя Клима.
А Жорин папа не ждал, подсунул кирку под щеколду с замком – р-раз! Пробой взвизгнул, как поросёнок, и упал вместе с замком-пудовиком и выломанными из двери щепками. Одну половинку двери рванул на себя дядя Левон, другую – дядя Коля. В лицо нам дохнуло вонючим, настоенным на бензине и мазуте, воздухом.
Женя пожикал фонариком.
– Здесь! Вот он! – крикнуло несколько голосов.
Жора медленно вращался под крышей гаража на рубахе, как паук-крестовик на паутине. Жмурился от света, морщил лицо.
– Никак… Вот, видите… – разводил он в стороны руки и ноги, словно плавал в невесомости.
Висел он справа, над пустым местом, а «ЗИЛ» стоял слева. Женя светил фонариком, все смотрели на Жору, забыв, что надо снимать.
Людей набилось полный гараж. И мы все были здесь. Вася пробрался к Жоре, пощекотал его за голый живот.
– Ма-а-амочки! – дёрнулся Жора и вылез из рубашки, как лиса из шкуры в «Приключениях Мюнхаузена». Только не совсем – голова и руки как в мешке, ноги болтаются над самой землёй. Хрипит!
И тогда Олег Максимович подхватил его, приподнял, отцепил сверху от обломка доски. И шлёп, шлёп сына по тому месту, по которому Жора шлёпал Васю.
– Марш домой! Потом с тобой поговорим…
Жорин папа поднял обломок доски, поднёс к глазам. И понюхал, и ногтем ковырнул, и пальцем постучал.
– Подсунули Дервоеду товар… Не просто гнилушки – гриб съел.
Все начали рассматривать обломки, и каждому Женя светил – жикал. Двумя руками уже нажимал, устала одна.
– За это ведь под суд можно пойти! – потряс куском доски дядя Коля. – Всё заражённое грибом сжигается на месте, а вокруг протравление делают.
– На другие деревянные гаражи перекинется, – сказал Левон Иванович.
А потом говорили, перебивая друг друга, не узнать кто:
– Дервоеду никто не продавал эти доски! Сам набрал этого хлама.
– А почему рабочие, которые гараж строили, ничего не сказали?
– Говорили! И слушать не стал. «Не суйте нос, куда не просят!» – ответил.
– Прогнал их и копейки за работу не заплатил! Другие достраивали!
– Ка-а-ак это – не заплатил? – появился запыхавшийся Иван Иванович, растолкал людей в стороны. – Как это – сам досок набрал? Всё по закону куплено!
Он пробирался в гараж всё глубже, а сзади его ловила за пижаму, чтоб задержать, тётя Клима.
– Отойди! – крикнул на неё и кулаками потряс. – И вы марш отсюда! Вы мне ещё ответите за самоуправство! Это взлом, а может, ещё и с кражей! Я жаловаться буду!
– Это мы будем жаловаться! Заразу разносите по всему городу! – горячился дядя Коля.
– А вам что до этого? Ваш гараж из жести, подожги – гореть не будет!
– Товарищи, будьте свидетелями, где я беру этот кусок! Отдам на экспертизу! – поднял вверх обломок доски Николай Николаевич.
– Очистите помещение! – размахивал руками Иван Иванович, а по стенам гаража прыгали длинные, изломанные тени. – Вы мне отремонтируете и дверь, и крышу!..
– Постыдились бы… А еще интеллигентный человек! – тихо говорил Ивану Ивановичу дядя Левон и болезненно морщил лицо. – Тут несчастье чуть не случилось, а вы…
Ему было стыдно за Дервоеда.
Женя перестал нажимать на «жучок», и в гараже стало темно.
Тётя Клима стояла у входа в гараж и вытирала платочком глаза:
– «Интеллигент»… Ещё какой «интеллигент»… Во всём свете такого не сыщешь.
Тёте Климе поглаживала плечо, утешала, как маленькую, моя бабушка. Повернула тётю Климу спиной к гаражу, повела домой.
– Перемелется… Перемелется, мука будет… – говорила она профессорше.
– Мука, а не мука… Уже есть!
Жорин папа выпрямил на камне пробой, прибил его киркой на то же самое место дверей. И пошёл домой…
За ним и все начали расходиться.
– Да, да… По домам! – говорил им вслед Левон Иванович. – Завтра доделаем с утра. Остальных позовём, а то отсиживаются по квартирам!
Мы отнесли в одну яму всё, что не успели посадить. Женя-большой и Галка присыпали корни землёй. Чтоб не подсохли за ночь.
Так и не знаю я, удался субботник или нет. Испортили настроение Жора с Васей. А может, Иван Иванович? И не скажешь даже, кто больше виноват…
Я СТЕРЕГУ СМЕРТЬ
Такого чудесного утра ещё никогда не было. Солнце! Тишина! А воздух! Праздничный какой-то, тепло, свежо, и вкусно пахнет из каждой форточки. А ведь всего-навсего воскресенье…
В нашем сквере – самом настоящем уже, с деревьями и кустами! – расхаживает Левон Иванович, на плече у него висит плоский ящик. Тот самый этюдник…