И Чарли, поняв, о чем он говорит, уверенно кивнул:
— Ты. Я буду рядом. Ведь едва услышав мой голос, они могут снять меня с полета. А мне нужно улететь отсюда.
'С ним что-то не так, — подумал Росс. — Поэтому он зол на всех людей и чурается общества, и поэтому он бросается в драки. Поэтому он отказывается выводить самолет на взлет. Но это не мое дело. Даже если с ним случилось что-то из ряда вон выходящее, я буду последним человеком на земле, которому он будет рассказывать о себе'.
Поняв, что спрашивать его о чем-либо бесполезно, Росс вздохнул и, надев шлем с наушниками, стал по очереди включать ряд тумблеров на панели управления. Когда она полностью загорелась, точно рождественская елка, он включил радио и заговорил:
— Говорит борт 3178! Вызываем диспетчерскую. Прием…
По ту сторону эфира ему ответили:
— Диспетчерская на связи. С кем разговариваем?
— На борту 3178 лейтенант Келвин и лейтенант Уайтхорн, — ответил Росс. — Разрешите включать двигатели?
— Разрешаем.
Один за другим Росс стал включать двигатели самолета, чтобы они прогрелись. Потом запросил разрешение вывести самолет на рулежную дорожку, ведущую к взлетно-посадочной полосе. Когда и это было сделано, самолет уже был полностью готов к взлету. Росс снова заговорил с диспетчерской:
— Диспетчерская, прием! Говорит лейтенант Келвин. Борт 3178 к взлету готов.
— Лейтенант Келвин, борту 3178 взлет разрешаем.
Росс прибавил скорости двигателям, и самолет начал разбегаться, чтобы набрать максимальную скорость для взлета. Оба летчика неотрывно смотрели на взлетно-посадочную полосу, стремительно убегавшую под бортом самолета. Чарли, закрыв глаза, мысленно считал метры: две тысячи, полторы тысячи, тысяча семьсот метров, пятьсот, двести, сто, пятьдесят, десять — и вот самолет, плавно оторвавшись от земли, пошел на взлет. Росс потянул штурвал на себя. Чарли почувствовал, как напряженные до предела мышцы и нервы вдруг расслабились так, что ему даже стало нехорошо на мгновение. Какие-то пару секунд кружилась голова. Но потом все пришло в норму: учащенные пульс и дыхание выровнялись, голова заработала ясно и четко, а все посторонние мысли остались где-то там, внизу. Свершилось! Именно этого он и хотел; именно поэтому он хотел улететь. В небе он мог стать прежним — таким, каким был до разговора с матерью. В небе он мог спокойно подумать о том, как жить дальше, что делать с Джулией. Здесь ему никто не мешал, а Росс не станет приставать с расспросами. Лететь им предстояло четыре часа.
В небе между Иллинойсом и Луизианой
Когда до аэродрома в Луизиане оставалось чуть больше часа, в эфире снова появился диспетчер:
— Диспетчер вызывает борт 3178, прием!
— Лейтенант Уайтхорн на связи, — Чарли на этот раз ответил сам, остановив Росса. — Слушаю вас.
— Хочу предупредить: вы летите прямо в эпицентр грозы.
— Вас понял. Что там с погодой?
Когда диспетчер сообщил ему сводку погоды в эпицентре грозы, Чарльз спросил:
— Облететь ее можно?
— Нет. Все воздушные коридоры закрыты. Промежуточные аэродромы тоже. Вам придется лететь через грозу. Будьте внимательны и удачи вам!
— Слышал? — Спросил Чарльз Роберт, когда сеанс связи закончился.
— Слышал, — кивнул в ответ Келвин, хмуро глядя в окно перед собой. — Только и знают, что желать удачи. Сами попробовали вести самолет с грузом горючего на борту в грозу через всю страну. Они-то сидят там возле радаров; кофе попивают, а тут ползешь в кромешной тьме и молишься, чтобы тебя не подпалило.
— Да брось ты ворчать! — Отмахнулся Чарли. — Все будет в порядке. Мы уже неоднократно летали в грозу. Пролетим и в этот раз. Тем более, что лететь до нашего аэродрома осталось пятьдесят минут.
Росс посмотрел на Чарльза и увидел, что его напарник уже заметно успокоился, стал почти прежним. Удивившись этой неожиданной перемене, он не стал, однако, задавать лишних вопросов. Если им и впредь предстоит летать вместе, то тогда нужно привыкать к странностям Чарли. За бортом самолета стало еще темнее, боковой ветер был таким сильным, будто пытался сбить самолет с курса; стали четко слышны частые раскаты грома; то и дело сверкала молния. Они приближались к эпицентру грозы. Еще десять минут полета, и самолет стало болтать; он без конца попадал в воздушные ямы. Не успевали летчики прийти в себя после одной встряски, как попадали в следующую. Если в начала полета самолетом вполне мог управлять один летчик, то сейчас оба отчаянно вцепились каждый в свой штурвал, так что побелели костяшки пальцев. Оба были напряжены до предела. Об их вражде было забыто перед натиском стихии; они будто объединились, не сговариваясь, против грозы, бушующей за бортом самолета. Самолет неимоверно встряхивало, будто кто-то невидимый вознамерился вдруг поиграть с этой маленькой металлической клеткой, в которой пытались бороться со стихией двое перепуганных летчиков.
Ни Чарльз, ни Росс поначалу до конца не осознавали, что попали в такую мощную грозу. Они не знали, что в некоторых штатах, над которыми они пролетали, пронеслись настоящие торнадо и смерчи, принеся большие разрушения. Им обоим казалось, что в небе ад разверзся, а на земле люди мирно спят и видят тихие, спокойные сны. Они не знали, на сколько миль протяженности была эта гроза. В столь нервном напряжении им и в голову не пришло спросить об этом у диспетчера. Горючего в баках самолета было достаточно даже для того, чтобы на самой минимальной скорости добраться до места назначения. Они и так летели довольно медленно, и эта медлительность начинала обоим действовать на нервы, но никто из них не признался бы в этом даже самому себе. Они совсем потеряли счет времени. Им казалось, что прошло уже что-то около часа после того, как они попали в эту жуткую грозу. Но стоило кому-нибудь взглянуть на часы в панели управления, как оказывалось, что стрелка и вовсе застыла на месте. На самом деле не прошло и десяти минут.
Чарли на секунду задумался о том, не гроза ли так влияет на ход времени, как вдруг почувствовал, что самолет провалился в очередную воздушную яму. За бортом раздалась ослепительная вспышка молнии, так что в кабине стало светло, как днем, а панель управления замигала, точно рождественская елка, и погасла.
— Что это? — Вздрогнув от неожиданности, спросил Росс.
— Кажется, панель управления отключилась, — неуверенно произнес Уайтхорн. — В нас, что, молния ударила?
— Нет, не может этого быть, — растерянно ответил Росс. — Мы бы почувствовали. — Наверное, что-то замкнуло.
— Попробуй ее включить и выключить, — предложил Чарли, еще крепче вцепившись в штурвал.
Росс выполнил его просьбу, но все было бесполезно. Все приборы молчали, однако двигатели, что удивительно, продолжали исправно работать. Самолет четко летел по заданному курсу — и слава богу. Сейчас они напоминали себе слепого крота, прорывающего себе подземный ход на ощупь в темноте земли. Только находились они не в земле, а в небе, в хрупком металлическом каркасе, который только чудом оставался пока еще цел. Из-за сильного разряда молнии произошла электризация самолета; временно отключилась панель управления. Летчики только сейчас это поняли. Вроде бы обычная внештатная ситуация, которую они сотни раз проходили на тренажерах. Но не во время настоящего полета. Оба — и Росс, и Чарли впервые попали в такую ситуацию, хотя каждый из них неоднократно попадал в грозу во время полета.
Когда Чарли понял, что с ними произошло, у него все внутри похолодело. Он не был трусом никогда, но сегодня ему впервые в жизни стало страшно. Случилось то, чего больше всего на свете боялись его родители: его самолет попал в грозу. Как в истории с Дэном Уайтхорном — его отцом. Это было невероятно
