— Так что же нам делать?
— То, что не смогли сделать люди тогда, в деревне.
— Это значит — убить? — медленно проговорил Кастусь.
Тарашкевич кивнул.
— Но как же мы его убьем? Он же весь как из воздуха состоит!
— Это не он сам. Это его призрак, его дух. Адам, по сути живой, лежит в гробу и не гниет, а его призрак выходит и ищет кого-то, кто его накормит. Начинает с семьи, потом идет к остальным родственникам. Потом — к друзьям. Потом — просто к тем, кого знает. А у нас, — священник покачал головой, — у нас все друг друга знают. Один такой упырь может извести всех людей в округе.
— Выходит, мы должны отрыть гроб и…
— Поразить Адама в сердце. Тогда упырь перестанет приходить к Алесе. И она выживет.
— Но…
— Кастусь, — священник тяжко вздохнул, — ты сам все видел. Это дьявольщина, происки Злого.[35] С этим нельзя мириться. Ты жалеешь их…. Но можно ли жалеть гадюку? Надо ли пригревать ее на груди? Такая жалость — это искушение Сатаны. Он путает тебя, чтобы ты не смог убить его отродье. Если ты поддашься, он победит. Здесь, в нашем местечке, он — победит! Потому что один, без тебя, я не справлюсь.
— Да, — медленно кивнул Кастусь, — я понял. Может быть, сообщить в магистрат?
Священник махнул рукой:
— Не поверят. На Полесье, может быть, и поверили бы, а здесь — нет. Сделаем все сами. Идем.
Вскоре, неся лопаты, они подошли к ограде кладбища. Могила Адама Бочки белела свеженасыпанным холмиком у самых ворот.
А над могилой стояла Алеся, сжимая в руках маленький плотничий топорик. Лезвие топора поблескивало в лунном свете.
Священник и лекарь замерли.
— Как? — выдохнул Кастусь. — Почему?
— Видимо, смогла сбежать от бабки, — шепнул ему Тарашкевич. — Постой здесь.
Он шагнул навстречу к вдове.
— Дочь моя…
— Я знаю, — прошипела та. — Я знаю, что вы хотите сделать. Но я не отдам его вам. Только суньтесь!
Она взмахнула топором.
Кастусь сглотнул.
— Дочь моя, — священник медленно положил лопату на землю и сделал еще один шаг навстречу вдове, — твой муж умер. К тебе приходит его призрак, который питается твоей жизненной силой. Ты для него — всего лишь кормушка.
— Нет!!! — Топор рассек воздух. — Адам любит меня! Он приходит, потому что заботится обо мне!
— Ты погибнешь, дочь моя. — Тарашкевич сделал еще несколько шагов. — Он выпьет тебя досуха, и ты погибнешь.
— Нет!!! Мы всегда будем вместе!!!
— А потом он пойдет к другим. — Священник подходил все ближе.
Кастусь незаметно достал из-за пояса пистоль.
— Адам любит только меня! — взвизгнула Алеся. — Ему больше никто не нужен!
— Он всего лишь ЕСТ тебя. — До женщины оставалось не больше двух шагов. Батюшка протянул руку. — Дай мне топор.
— Адам — мой муж. Он заботится обо мне. Он увидел, как мне плохо, и пришел. Оттуда.
— Я помогу тебе. — Тарашкевич сделал маленький шаг. — Я помогу тебе выстоять. И спастись.
— Я люблю его. — В голосе Алеси послышались слезы. — Мне без него очень плохо.
Ее ноги подогнулись, и она опустилась на могилу. Заплакала. Священник присел рядом и осторожно коснулся ее плеча.
— Я понимаю твою боль. Мы понимаем. То, что мы хотим сделать, не радует нас. Но это нужно сделать.
Алеся дернула плечом, отбрасывая его руку.
— Мы сделаем это ради тебя и остальных, — продолжал говорить Тарашкевич. — Всего лишь один удар. Он не почувствует, но для него все кончится.
— Я люблю его, — сквозь слезы повторила Алеся, — зачем он меня бросил? Ведь он же знает, как мне плохо без него!
— На все воля Божья. Давай встанем. Нам надо начинать.
Священник почти поднялся, когда женщина резко толкнула его. Он упал, она взвилась и замахнулась на него топором.
— Не позволю!!!
Грохнул выстрел.
Алеся рухнула на могилу, распахнув руки, будто для объятия.
Тарашкевич вскочил и кинулся к женщине.
Кастусь трясущимися руками перезаряжал пистоль. Порох просыпался мимо, пыж никак не забивался, ствол ходил ходуном.
— Я убил ее, — всхлипывал лекарь. — Убил женщину. Убил…
Священник перевернул вдову на спину, ощупал ее голову.
На пальцах отца Яна Кастусь увидел кровь.
— О господи, — застонал эскулап и выронил оружие. — Что же я наделал…
Тарашкевич поднял голову и окликнул Рагойшу:
— Оставь, сын мой, успокойся.
— Как же так, — застонал Кастусь, — как же так…
Священник подошел к нему и, положив руку на плечо, заглянул в глаза. Он молчал, и под его пристальным взглядом Кастусь стал успокаиваться.
— Перестань, — наконец приказал отец Ян. — Ты не убил Алесю. Пуля лишь оглушила ее, чиркнув по голове.
Кастусь вздрогнул и рванулся к вдове. И правда, хотя кровь обильно заливала лицо женщины, она дышала, а рана была обыкновенной царапиной.
— Слава тебе, Господи, — перекрестился Рагойша, — не допустил греха.
— Не торопись, — сказал подошедший сзади Тарашкевич с лопатой в руках. — Все еще впереди.
— Что? О чем вы? — Кастусь медленно поднялся. — Я не стану убивать эту невинную душу.
— Я не о том, — священник воткнул лопату в землю. — Надо закончить то, зачем мы пришли. Давай отнесем Алесю с могилы и начнем.
Кастусь облегченно вздохнул, помог Тарашкевичу поднять вдову. Они отнесли ее на несколько шагов в сторону и аккуратно положили на траву.
— Как думаешь, — обратился священник к лекарю, — она скоро очнется? Не хочется, чтобы она видела, как мы…
Он не продолжил.
Кастусь кивнул понимающе, наклонился к женщине и приложил руку к ее горлу. Потом выпрямился и ответил:
— Сердце едва бьется, но бьется ровно. Она сильно ослабла, поэтому еще долго будет в забытьи. Думаю, мы успеем.
— Что ж, — отец Ян утер лоб, — тогда начнем.
