футам. Между тем ушедший тюремщик мог вернуться каждую минуту. Я лихорадочно искал выход. Прыжок с такой высоты мог стоить мне нескольких поломанных ребер, а никаких приспособлений, которыми я мог бы воспользоваться, у меня не было.
Позади меня послышался шепот: «Грильдриг!» Я оглянулся и увидел, что Бедари привязывает к крайнему пруту решетки что-то вроде каната. Подбежав, я увидел, что он связал вместе два плетеных шнура, украшавших его камзол. С помощью этих шнуров я легко спустился вниз – правда, ладони мои горели, ибо шнуры эти оказались куда грубее корабельных канатов.
4
Я оказался в подземном коридоре. Факел, закрепленный на высоте примерно семидесяти футов, едва освещал стены, оставляя пол почти в кромешной тьме. Я осторожно двинулся вперед. Выбоины в каменном полу мало беспокоили охранников или узников, но для существа моих размеров являлись серьезным препятствием. В темноте, вдоль обеих стен, угадывалось движение каких-то тварей. Скорее всего, то были крысы, которые могли посчитать меня легкой добычей. На всякий случай я обнажил тесак и прибавил шагу.
Какое-то время отвратительные грызуны не тревожили меня. Я вполне спокойно и относительно быстро преодолел ту часть коридора, которая вела от крыла с темницами к лестнице. На это у меня ушло не более полутора часов. Но уже собравшись взобраться на первую ступень – она была высотою около восьми футов, – я услышал страшный грохот открывающейся вверху решетчатой двери, а вслед за тем – топот спускавшегося по лестнице тюремщика. Над головою он держал зажженный масляный фонарь, дававший больше света, чем закрепленные слишком высоко факелы.
Я поспешно отступил в тень, ожидая, пока тюремщик спустится и пойдет дальше. Но служитель подземелья вовсе не торопился. Спустившись по лестнице, он сделал всего лишь два шага – и остановился в 1 роде от первой ступени. Правда, повернулся он лицом к темницам, так что я вполне мог бы проскользнуть за его спиной. Что я и намеревался сделать – надеясь, воспользовавшись неровностями и выбоинами в камне, быстро взобраться на первую и вторую ступени – а дальше лестница поворачивала.
К сожалению, голодная крыса вовсе не собиралась так легко отказываться от необычной двуногой дичи, какой ей представлялся я. Одним прыжком она перерезала мне дорогу, оказавшись на ступени. В тусклом свете фонаря, который держал в руке тюремщик, хищно горели огромные глаза и грозно сверкали клыки опасной твари. Путь к отступлению был перекрыт стоящим спиной ко мне тюремщиком. Оставалось одно – сразиться с крысой не на жизнь, а на смерть.
Я сделал пробный выпад, который, кажется, смутил чудовище. Крыса отступила на шаг. Не давая ей возможности опомниться, я бросился вперед, обрушив на нее град ударов. Но крыса, опомнившись, сама атаковала меня, и отступать пришлось мне – что я и сделал, оказавшись в почти темном углу, справа от лестницы. Крыса присела, готовясь к прыжку, – и в это время я одним прыжком преодолел разделявшее нас расстояние, задержал дыхание и рубанул тесаком ее толстую, покрытую жесткой темно-серой шерстью шею. Всю силу я вложил в этот удар, понимая, что положение было смертельно опасным. И мне посчастливилось перебить чудовищу артерию – судя по тому, что ударившая темная кровь обрызгала меня с ног до головы. Содрогнувшись от омерзения, я поспешно отступил в тень, а крыса издала пронзительный предсмертный визг, который не остался незамеченным тюремщиком. Он обернулся и выше поднял фонарь. Увидев издыхающую крысу, тюремщик выругался и как следует поддел ее ногой, обутой в грубый башмак. Крысиная туша отлетела к другой стене, а я вжался в угол, моля бога, чтобы этот человек не заметил меня.
По счастью, он обладал не очень зорким глазом. Вскоре тюремщик зашагал дальше. Я же с облегчением перевел дух, спрятал окровавленный тесак в ножны и приступил к восхождению по крутой лестнице в кромешной темноте.
Еще через два часа я стоял в высокой траве, доходившей мне до пояса, и придирчивым взглядом осматривал окрестности. Чтобы лучше сориентироваться, я взобрался на лежащий валун, а с него – на толстую ветку куста, росшего рядом. Косые лучи восходящего солнца способствовали тому, что все неровности выглядели четче и резче.
Примерно в ста ярдах к востоку трава, казавшаяся отсюда настоящим лесом, хотя и низкорослым, была примята и поломана, напоминая бурелом, – так, словно там недавно лежало что-то огромное и чрезвычайно тяжелое. Участок образовал неправильный вытянутый прямоугольник, размерами примерно 20 – 25 ярдов на 8 – 9. Я сразу догадался, что вижу место, где лежал убитый Цисарт. Но своеобразная проплешина не была единственной. К ней вели несколько похожих, но значительно меньшего размера. С другой стороны тянулась вереница проплешин еще меньшего размера.
По некоторому размышлению, я предположил, что первая цепочка была образована следами самого Цисарта, следы меньшего размера оставил Бедари, когда пришел сюда и наткнулся на тело фрисканда. Можно было видеть и то, как он отскочил и постарался скрыться – вернувшись в ту же сторону, откуда пришел. Что же до вытоптанного края лужайки – тут, по всей видимости, постарались караульные, обнаружившие убитого и поднявшие тревогу. Один из них приблизился, чтобы рассмотреть тело. Его следы частично перекрывали следы Цисарта.
Спустившись с ветки на землю, я зашагал в том направлении. Я хотел успеть тщательным образом осмотреть место происшествия. А солнце с каждой минутой поднималось все выше, и вскоре здесь должны были появиться многочисленные садовники, присматривающие за королевским парком. Разумеется, они живо приведут в порядок лужайку, и я не увижу ничего, кроме подстриженной травы.
Пробираться сквозь травяные стебли оказалось непростым делом. Некоторые из них достигали в высоту пяти, а то и семи футов, я то и дело вынужден был прибегать к помощи тесака.
Со стороны казарм, откуда, по всей видимости, пришел Цисарт, стебли были поломаны в меньшей степени, чем с противоположной. Размышлять над тем, что это означало, я не стал. Времени в моем распоряжении было слишком мало. Почти бегом добежал я до ямы, черневшей в дальней половине лужайки. Она была узка и достаточно глубока, а траву вокруг нее сплошь покрывали крупные бурые пятна, каждое размером два-три дюйма. Я сообразил, что вижу капли засохшей крови фрисканда; яму же оставило острие шпаги, вышедшей из его груди. Чтобы измерить глубину этого следа, я воспользовался одним из сломанных стеблей. Измерение показало, что шпага вошла в землю на целый ярд.
Затем я прошел к узкой стороне площадки – туда, где трава была примята сильнее. Меня заинтересовали несколько примятых травинок, которые ранее находились как раз рядом с губами убитого. На них осталось несколько капель кровавой и тоже засохшей пены, выступившей, по всей видимости, в момент злодейского убийства. Мне показалось странным, что здесь кровь по цвету отличалась от той, которая брызнула из самой раны. Кроме того, мне показалось, что пятна помимо запаха крови сохранили еще какой-то запах, показавшийся мне смутно знакомым. Он был вполне явственным для меня, но вряд ли на него обратил бы внимание туземец. На всякий случай я отрезал тесаком кусок травинки, а затем повторил то же самое с травинкой из середины лужайки. Оба куска, размерами примерно два дюйма на два, я аккуратно положил в кошель, висевший на поясе.
Весь осмотр занял не менее двух часов – судя по высоте солнца. Надо было торопиться: вдали уже слышались голоса садовников и лай их собак. С последними мне хотелось встречаться менее всего. Перед тем как покинуть парк, я измерил следы – и Цисарта, и Бедари, и того караульного, который, как я предположил, приближался к телу и частично перекрыл следы фрисканда. Первый оказался длиною 12 футов 6 дюймов, второй – 15 футов и 9 дюймов, третий – ровно 13 футов. При измерении следов Цисарта я обратил внимание на то, что они выглядели не совсем обычно – словно фрисканд перед каждым шагом медлил, в связи с чем чуть покачивался с каблуков на носки. Это показалось мне странным, и объяснить такое поведение я не мог. Еще раз пройдя по следам фрисканда, я обратил внимание и на то, что между следами трава тоже была заметно примята. Не в такой степени, как под сапогами офицера, но вполне заметно
Я добрался до дома без особых приключений, незамеченным юркнул мимо грозных стражников, охранявших покой королевских фрейлин, и вскоре стоял перед доброй моей нянюшкой, пребывавшей в крайне встревоженном состоянии. Как я и предполагал, она не спала всю ночь. Увидев меня – а я был перепачкан травяным соком, кровью проклятой крысы, вдобавок с двумя охапками поломанных травяных стеблей на плечах, – Глюмдальклич испуганно ахнула. Несмотря на обеспокоенность судьбой Бедари, она
