быстро налила мне в специальную лохань теплой воды и настояла, чтобы я прежде привел себя в порядок.
Я подчинился, смыл с себя грязь, почистил тесак, переоделся в чистое платье, сел в кресло, спинка и сиденье которого были сплетены из волос ее величества королевы, – и лишь после этого изложил ей содержание беседы с Бедари, а также рассказал об осмотре места преступления.
– Что же нам делать? – спросила она в отчаянии, к которому все-таки примешивалась некоторая толика надежды.
– Прежде всего, – сказал я, – вы должны добиться, чтобы его величество назначил вас защитником Бедари на предстоящем суде.
– Но я же никогда не выступала в суде! – воскликнула Глюмдальклич. – И я не представляю себе, как и что следует делать!
На это я ответил, что, занимаясь в королевской библиотеке, неплохо изучил систему правосудия Бробдингнега и вполне готов к выступлению в суде.
– Но мне, как иностранцу, не позволят, – пояснил я. – Поэтому в суде будете выступать вы, Глюмдальклич, а я стану вашим помощником. И не бойтесь ничего, – добавил я. – Главное – уверенность в собственной правоте. Сегодня среда, а по средам его величество имеет обыкновение беседовать со мною. Я постараюсь убедить его в том, что вы можете быть защитником на суде.
– Хорошо, – согласилась она после долгого раздумья. – Пока ты будешь убеждать короля, я обращусь с просьбой к королеве. Королева добра ко мне, надеюсь, она сумеет добиться от своего супруга такого назначения. Что еще я должна сделать?
– После того как вас назначат защитником, мы сможем на законном основании осмотреть вещи убитого и орудие преступления, – ответил я. – Ведь, согласно законам, все эти предметы должны находиться в нетронутом виде в главном королевском храме – вплоть до осуждения преступника. Нетронутой будет оставаться и комната убитого, в течение того же срока. Мы сможем и ее осмотреть.
– Но для чего? – удивленно спросила Глюмдальклич.
Я рассказал ей, как именно осмотр оскверненного храма в столице лилипутов Мильдендо помог мне раскрыть ужасное преступление, совершенное задолго до моего появления в Лилипутии.
– Кроме того, – добавил я в заключение, – вы сможете получить разрешение на встречу с Бедари. Хотя при этом будет присутствовать тюремщик, я надеюсь получить от него кое-какие ценные сведения. Это будет куда полезнее, чем вновь пытаться проникнуть к нему в темницу втайне.
На Глюмдальклич мои слова произвели впечатления. Она быстро собралась, кликнула лакеев, которые обычно несли за ней мой ящик, и мы отправилась к их величествам: Глюмдальклич – чтобы присутствовать на утреннем приеме у королевы, я – чтобы беседовать с королем о государственных проблемах.
5
Проследив, чтобы лакеи поставили мой ящик на стол к его величеству, Глюмдальклич удалилась на женскую половину дворца. Король же, открыв верхнюю крышку ящика, служившую мне крышей, сам извлек сначала любимое мое кресло, а затем и меня самого. После того как монарх поставил меня на стол, я отвесил его величеству глубокий поклон, на что Семитрендриг ответил милостивой улыбкой и позволил сесть.
Всякий раз, оказываясь в королевских покоях, я не могу побороть чувство восхищения обстановкой. Но если на первых порах причиной этого чувства были колоссальные размеры комнаты (примерно двести пятьдесят футов в длину, двести – в ширину и в высоту еще двести), то со временем, напротив, я изумлялся скромности той обстановки, в которой жил столь могущественный монарх. Судите сами. Прежде всего, размеры рабочей комнаты Семитрендрига соответствовали английскому помещению 20 футов длиною и 17 футов шириною, при высоте тоже около 17 футов. Согласитесь, для кабинета, одновременно служившего и малым аудиенц-залом, размеры более чем скромные.
Мебель была вполне под стать размерам – скромная и удобная, из темной породы дерева, называвшегося здесь «бробдрид». Во время разговора я обычно стоял на столе, обитом зеленым бархатом, ворс которого напоминал высокую и довольно жесткую траву наших лужаек.
Его величество сидел напротив меня в кресле, время от времени делая глоток легкого вина из высокого золотого кубка; я же стоял напротив и отвечал на его вопросы. Разговор наш зашел об особенностях военного дела в Англии. Высказав несколько замечаний, весьма здравых, касавшихся военных обычаев моей родины, Семитрендриг VI милостиво кивнул мне и собрался приказать лакеям унести меня к Глюмдальклич.
В это самое время я обратился к нему с просьбой.
– Государь, – сказал я, почтительно кланяясь, – позвольте госпоже Лорич выступить защитницей несчастного дригмига Бедари. Если я не ошибаюсь, суд должен состояться в ближайшие дни. Я очень надеюсь, что госпоже Лорич удастся доказать невиновность Бедари.
– Ты в самом деле считаешь, что этот дригмиг не убивал фрисканда? – удивленно спросил король. – Или так считает твоя нянюшка, попросившая тебя обратиться ко мне?
– Это я посоветовал ей просить о назначении защитницей, – ответил я. – Я действительно уверен, что убийство совершил кто-то другой. И я помогу госпоже Лорич доказать невиновность дригмига.
Последняя фраза, конечно, прозвучала чересчур самоуверенно, что немедленно вызвало скептическую улыбку короля. Тем не менее он милостиво разрешил моей нянюшке защищать обвиняемого в суде. Кроме того, его величество уточнил: в нашем распоряжении всего один день. С точки зрения обвинителя, которым является королевский прокурор, преступник очевиден. Нет никакой необходимости затягивать столь ясное дело. Следует заметить, что, согласно здешним законам, тело убитого не предавалось земле до тех пор, пока не будет найден и осужден убийца.
Итак, Глюмдальклич стала официальной защитницей арестованного дригмига, и мы получили разрешение осмотреть орудие преступления и тело несчастного Цисарта, лежавшее в главном храме.
Я не хотел лишний раз привлекать внимание к скромной своей персоне и потому предложил Глюмдальклич обходиться без ящика, в котором меня носили за ней два лакея. Да и постоянное присутствие лакеев изрядно замедлило бы любые наши действия. Девушка согласилась с моими доводами и, отослав лакеев с пустым ящиком, поместила меня в обычную девичью сумочку, висевшую на широком поясе. Как я уже говорил, первым делом мы посетили комнату дригмига Бедари, которую тот делил с другим гвардейцем, Зитери.
Сам Зитери, временно оставшийся единственным хозяином, отнесся к нам неприветливо. Полагаю, он целиком верил обвинениям против своего соседа и сослуживца, а попытку Глюмдальклич защитить Бедари относил на счет влюбленности девушки в арестованного дригмига.
Глюмдальклич не знала, о чем говорить с молодым человеком, и я решил прийти к ней на помощь. Выбравшись из кошелька, я вежливо поздоровался и попросил разрешения задать несколько вопросов.
При моем появлении у Зитери глаза полезли на лоб. Так же, как и Бедари, он, разумеется, знал о моем существовании, но возможностей увидеть меня воочию у него было еще меньше, чем у возлюбленного Глюмдальклич.
Когда приступ изумления у него прошел, я спросил его, не находил ли он письма, адресованного его соседу.
– Нет, – отвечал он, – ничего такого я не видел… Хотя, – вспомнил он, – мне кажется, на его столике лежал какой-то листок.
Он объяснил, что вчера, вернувшись к себе после дежурства, он не застал Бедари, который ранее спал в комнате, и вот тогда-то ему показалось, что на столике рядом с кроватью дригмига лежал какой-то листок. Он был сложен так, как обычно складывают письма, но было ли на нем что-нибудь написано, Зитери уверенно сказать не мог.
– Куда же он делся потом? – спросил я.
– Этого я не знаю, – ответил Зитери. – Возможно, его кто-то случайно унес.
«Или не случайно», – подумал я. Вслух же задал следующий вопрос:
– А кто вчера заходил к вам?
– Дригмиг Тизарт, – ответил Зитери, – я обещал показать ему новое шитье к кафтану. Даргири, который просил меня составить партию для игры в кости. Кто еще? Да, фрисгульд Голдири, конечно. Он разыскивал Бедари. Я сказал, что, возможно, Бедари навещает госпожу Лорич…
