— Пойдем дальше? — спросил Гавлик.
— Как хотите, пан десатник, — откликнулся четарж. — Здесь вы командуете.
Гавлик хотел было возразить, но воздержался: если он рассорится с разведчиками, то к реке они наверняка не попадут.
— Не я же назначал дозор, — заметил он миролюбиво. — Я понимаю, что вам, четарж, неприятно…
— Вовсе нет, — перебил его Кубович довольно неучтиво. — Я до сих пор не затрагивал этой темы: ждал, пока вы сами об этом заговорите.
— Значит, и вы об этом думали… Вам неприятно, что меня, низшего по званию, назначили старшим…
— На войне это не столь важно. Беда в том, что вы не разведчик, что у вас нет практики в нашем деле. Боюсь, вам не под силу прошагать пятьдесят километров по буграм.
— Ничего, как — нибудь постараюсь.
— Чего доброго, загнетесь раньше времени.
— Думаете, я слабак?
— Вовсе нет. Парень вы ничего, вот только специальной выучки не хватает. Придется вам поднапрячься, но если будет невмоготу, сразу скажите.
— Обязательно.
— Я боялся, что вас одолевает превратно понятое чувство гордости: мол, я десатник, меня назначили старшим и самое главное сейчас — не уронить достоинства.
— А я боялся, что вам не по душе мое назначение: ведь по званию я ниже вас…
— Ну, это поправимо, — понимающе улыбнулся четарж. — Когда мы вернемся, вам непременно присвоят звание четаржа, а то и подпоручика, если, конечно, такое звание снова введут.
— Вы так думаете? — спросил Гавлик неуверенно. Перспектива получить первую офицерскую звездочку через неделю или через месяц казалась ему нереальной.
— Я это точно знаю, ведь разведчики всегда в дружбе с посыльными и писарями.
— И с поварами тоже, — добавил Лубелан.
Спустившись к Подгради, старший дозора понял, как правы были разведчики. Действительно, туго бы пришлось повстанцам, если бы немецкими частями с первых дней командовали офицеры с боевым опытом. Осознав это, Газлик от бессилия зубами заскрипел. Из — за заборов на них уже глазели с любопытством женщины, и дети, мужчины же, напротив, их избегали.
Когда разведчики приблизились к роднику у дороги, к ним отважился подойти лишь десятилетний мальчик.
— Дайте патронов, — попросил он вместо приветствия.
— Знаешь, что я тебе сейчас дам? — начал было Гавлик строгим тоном, но взгляд четаржа заставил его замолчать.
— А зачем они тебе? — спросил у мальчика Лубелан и хотел было погладить его по голове, но тот отскочил в сторону, дерзко сплюнул и настойчиво повторил:
— Дайте! Мы высыпем порох и запустим осветительную ракету.
— Солдаты вам разве патронов не оставили?
— Почему не оставили? Оставили конечно. Некоторые оставили даже винтовки, да их уже унесли из школы.
— Значит, с этим все в порядке… — обрадовался было Кубович, однако мальчик объяснил:
— Но парни нам ничего не дают, все закапывают в землю.
— Солдаты давно ушли? — продолжал расспрашивать Гавлик.
— А черт их знает! Их становилось все меньше а меньше, а позавчера ни одного не осталось.
«Свиньи!» — мысленно выругался Гавлик, и настроение у него резко ухудшилось.
Когда они окольными путями, по склонам горы Травной, пробирались к Яловцу, чтобы осмотреть местность, его неотступно мучила мысль, что он здесь лишний, что разведчики, собственно говоря, прекрасно обошлись бы и без него. Продолжая ругать свиньями солдат, которые разбрелись кто куда, и офицеров, которые позволили им разбрестись, он думал о том, что там, где командование оставалось в твердых руках, там повстанцы сумели остановить продвижение немецких войск. Столь упорное сопротивление повстанцев явилось для противника полной неожиданностью. Взять хотя бы Врутки…
После победного марша на Жилину и боя в районе Стречно немцы решили, что легко разделаются с армией этого маленького государства. Но бои под Врутками показали несостоятельность их расчетов. Лобовые атаки не дали желаемых результатов, и теперь немцы, утратив былую уверенность, старались наступать малыми силами. Начавшаяся же перегруппировка немецких войск свидетельствовала о том, что они что — то замышляют… Одно было ясно: если бы не горы, прикрывавшие отряды повстанцев с севера, немцы давно появились бы на фланге и в тылу у них.
Сколько же времени понадобится немцам, чтобы разработать более подходящий план наступательной операции? Три бронетранспортера с горной пехотой и альпийскими стрелками справились бы с Клячанской Магурой, продвигаясь даже в очень медленном темпе. Авангард колонны мог форсировать Ваг где — нибудь в районе Турани, продвинуться на юг, захватить Склабинский Подзамок и Склабину, после чего окружить Мартин и продолжать наступление в южном направлении.
Да, большая территория осталась у повстанцев без прикрытия. Те, кто должен был ее оборонять, при попустительстве своих командиров просто разбегаются. И когда альпийские стрелки форсируют реку и доберутся сюда, вряд ли они встретят достойное сопротивление.
— Свиньи! — отвел наконец душу Гавлик.
В Яловце, как и ожидали, никого не обнаружили, а в Брезих наткнулись на девятерых солдат, не особенно обременявших себя караульной службой, хотя разведчиков они с серьезным видом уверяли, что бдительно охраняют переправу.
— Молчи, десатник! — прошипел за спиной у Гавлика Кубович, и только натренированное ухо могло уловить слабый щелчок металла — это четарж снял автомат с предохранителя.
— Кто это — свиньи? — спросил местный четарж с добродушным широким лицом, похожий на командира и на отца семейства одновременно.
Разговаривая с разведчиками, он не спускал глаз с куска ароматного мяса, жарившегося на длинном вертеле. Было очевидно, что в данный момент для четаржа кусок мяса гораздо важнее, чем расспросы пришедших.
Десатник стиснул губы — окрик Кубовича подействовал на него отрезвляюще.
— Свиньи — это те, кто голодных товарищей, вышедших из леса, даже присесть не приглашают, хотя у них полным — полно жратвы, — объяснил Кубович.
Гавлик терялся в догадках, что же он задумал, и очень боялся, как бы не звякнули лежавшие в их дорожной сумке консервные банки. В дороге разведчики ели часто, но понемногу. Они утверждали, что желудок у человека, подобно мотору, должен работать бесперебойно. Ну а досыта можно наедаться на отдыхе, когда высшие чины скажут, что в твоем распоряжении не менее половины суток свободного времени.
— Присаживайтесь, — великодушно пригласил гостей четарж. — А мне уж было показалось, что пану десатнику хочется, чтобы мы стояли по стойке «смирно» в ожидании противника, который неизвестно где.
— А здесь — то спокойно, пан четарж? — вежливо поинтересовался Лубелан.
— Спокойно — то спокойно… Противника не видно, да вот своих все время отгонять приходится. То одни явятся, то другие, и все возмущаются: почему, мол, мы здесь бездельничаем, чего ждем, неприятеля, дескать, нужно не ждать, а гнать. Вот и приходится во избежание столкновений своих же гнать.
— Лишь бы немцы не появились! — вздохнул Кубович.
— Да что им здесь делать? — в тон ему отозвался местный четарж, сделав неопределенный жест рукой. — Им железная дорога нужна, чтобы захватить Стреговую, а эта дыра им совсем ни к чему…
— Повоевать — то уже пришлось? — спросил Кубович, устраиваясь на траве на значительном расстоянии от четаржа.
— Да нет еще… Может, до нас очередь и не дойдет?
