жены или официантка, оказавшаяся в интересном положении и обратившаяся в политотдел части с просьбой разыскать будущего «счастливого отца». Он внимательно смотрел учительнице в глаза и думал: не лучше ли купить что-нибудь помощнее, ну, скажем, «Огара»? Модель модная и развивает большую скорость. Может он, в конце концов, приобрести машину, о которой мечтал еще в техникуме?
И вдруг до его слуха донеслось:
— …В том, что ребенок дерзит, виноваты и родители. Похоже, такова атмосфера в семье…
Он чуть было не подскочил от неожиданности. Да, видно, много чего наговорила ему эта неказистая дамочка со строгими глазами, пока он мысленно мчался на серебристом «Огаре» к Гайникам.
— Давайте не будем делать поспешных выводов, — попытался он остановить ее. Эту фразу он позаимствовал у своего начальника в первый же день работы в политотделе. — Мы должны посмотреть на вещи со всех сторон… — добавил он.
— Сейчас вы не майор, а просто отец, — назидательным тоном говорила между тем учительница. — И не надо диктовать учителю, как он должен смотреть на те или иные явления. Лучше воспитывайте своего ребенка так, чтобы он не чувствовал, что за его спиной всегда стоит всемогущий папа…
Военную форму Мария не любила. О том, что питает к ней слабость, она сболтнула просто так. Разве у нее могли быть приятные воспоминания, связанные с формой, если отец ее, военный, жил с ними, пока его гарнизон стоял в Градиште, а потом бесследно исчез? Она даже и не помнит его…
Зато она хорошо запомнила офицеров-щеголей старой армии и служащих Градиштского гарнизона, всегда усталых и нуждающихся. Нищета и распущенность, прикрытые внешним блеском…
И Игрингов она не любила — они казались ей какими-то странными, неприспособленными к жизни. Может, потому, что у них не было детей? Пани Днна Игрингова не нашла общего языка ни с одной из градиштских женщин, даже с Марией. Они приехали из-под Комарно, откуда их выгнал Хорти. Игрингова пошла работать в городское училище, а Игринг открыл небольшой галантерейный магазинчик…
…Мария вспомнила прекрасные каникулы после окончания городского училища, купание в волнах полноводного Вага…
Тогда пани Игрингова удивила ее еще больше. Марию уже приняли в педучилище. А пани Игрингова, небольшая женщина с красиво очерченными губами, которая и учила-то Марию всего год, вызвалась заниматься с ней словацким языком во время летних каникул. Учительница конечно знала, что не получит за это ни кроны, ведь платить Марии было нечем, и все-таки занималась с ней…
В гости к Игрингам ходил статный широкоплечий надпоручик. Подтянутый, моложавый, он, вероятно, принадлежал к той категории мужчин, которые засматриваются на любую девушку, будь то даже длинноногая, плоская как доска, некрасивая и веснушчатая ученица пани Анны. В пустой и темный магазин Игрингов он заходил на чашку кофе и вел бесконечные дискуссии с хозяином.
— Ты становишься совсем взрослой, — сказала однажды учительница.
Это было в августе, как раз накануне войны. Они занимались в подсобке магазина. Из-за тонкой перегородки слышался громкий баритон надпоручика.
Мария покачала коротко стриженной головой. Она готова была отдать полжизни за то, чтобы поскорее закончить урок, вернуться на берег Вара и, сбросив платье на песок, прыгнуть в волны. Но сказать об этом учительнице она, разумеется, не отважилась.
— Право, не знаю, что его больше прельщает у нас — беседы с мужем или ты, — с улыбкой заметила Анна и отвернулась.
Мария была благодарна ей за это: по крайней мере, учительница не видит, как она вспыхнула до самых корней белокурых волос. Все ее здоровое естество взбунтовалось: она не желала быть вещью, которую можно беззастенчиво разглядывать, как телку на ярмарке. И кто? Этот гарнизонный красавчик в зеленом мундире с нашивками на воротнике…
Через магазин Мария не пошла — предпочла черный ход. Пробираясь между домами, она ощущала острый стыд от того, что родилась девушкой. Да и учительница хороша: вместо того чтобы заклеймить этого человека, она мечтательно улыбается, склонив голову…
С тех пор Мария стала избегать военных. К Игрингам она теперь ходила в первой половине дня, пока ловеласы в зеленой форме гоняли солдат на учебном плацу или скакали на лошадях.
3
— «Карлово», — громко прочла Мария надпись на табличке, на этот раз уже умышленно.
— Девять сорок семь, — произнес Гавлик заученным тоном, будто объявлял точное время по радио. — Мы должны были бы уже отправиться.
— Неплохо бы умыться, — сказала она вслух. — Вам не трудно снять мой чемодан? Будьте так любезны.
— Как только поезд тронется, — уклончиво ответил он. — Кстати, в умывальнике есть бумажные полотенца и жидкое мыло.
— Не люблю вытирать лицо бумагой… Если вам трудно, я могу и проводника попросить.
Гавлик встал и, сделав несколько энергичных движений, вытащил из сетки ее чемодан. От нее не ускользнуло, как при этом исказилось его лицо. Она мгновенно рассердилась: «Вот так кавалер! Флиртовать — так всегда пожалуйста, а снять чемодан ему, видите ли, не хочется…»
— Спасибо, — пробурчала она. — Если для вас это так трудно, могли бы и сказать. Вы мне ничем не обязаны.
— А вам, уважаемая, не следует злоупотреблять профессиональной самоуверенностью. Я не собираюсь исповедоваться, но у меня была травма позвоночника.
Она сжала зубы и почувствовала, что краснеет.
— Простите, — прошептала она.
Конечно, сказанное им могло не соответствовать действительности. Он мог все просто выдумать, чтобы оправдать свое нетактичное поведение, ведь истинность его слов все равно не проверишь. А что, если он сказал правду?.. И все-таки она не стала выражать притворное сочувствие или демонстрировать показную женскую заботливость.
В купе Мария вернулась свежая, раскрасневшаяся. Она убрала в чемодан продолговатую, из ткани в горошек косметичку и щелкнула замками.
— Пусть останется здесь, — положила она руку на чемодан, заметив, как заерзал сосед, и с нескрываемым интересом спросила: — У вас это последствия войны?
— Нет, — ответил он безучастно.
«Он для этого слишком молод, — решила она. — Конечно, ему далеко за сорок, может, даже около пятидесяти, но все-таки он солдат мирного времени. Военные бури пронеслись над ним, когда он ходил еще в коротких штанишках…»
Разумеется, он не собирался рассказывать ей, что травма позвоночника — это расплата за любовь к быстрой езде. Страсть к машинам он питал с детства. Но такова уж ирония судьбы: классный наставник по ошибке рекомендовал молодого человека не в механический, а в строительный техникум. Однако любовь к машинам Гавлик сохранил на всю жизнь. И вот эта нелепая катастрофа, месяцы в гипсе…
— Я не пыталась прибавить вам возраст. У меня это просто с языка сорвалось.
— Так на чем же вы основывались? — спросил он смеясь.
— Элементарный подсчет. Ведь я умею считать, писать, складывать, вычитать, умножать и делить, — зачастила она в привычном для нее темпе, который повергал ее собеседников в молчаливое отчаяние.
— У меня такое впечатление, что вы, кроме того, знаете прописные истины… Только вот в геронтологии несильны…
— В геронтологии?
— Так точно. Я наверняка старше вас.
— Я не нуждаюсь в комплиментах.
— Так не провоцируйте собеседников, чтобы они их вам говорили.
