угасающем свете дня Норрис с трудом различал высеченные в граните символы.
— Еще кто-то идет, — прошептала Роза.
Она быстро взяла его под руку, и они двинулись прочь, прижавшись друг к другу, словно возлюбленные, обратившись спинами к человеку, который только что появился в переулке позади них. Затем до них донесся стук в дверь.
Голос, который до этого приветствовал Гарета Уилсона, произнес:
— А мы все гадали, придете вы или нет.
— Прошу прощения за свой внешний вид, но я только что от постели больного.
Потрясенный Норрис резко остановился, не в силах идти дальше. И медленно обернулся. Пусть во мраке он не смог разглядеть лица этого человека, зато различил знакомый силуэт — широкие плечи, объятые внушитель ным пальто. Даже после того как мужчина зашел в дом и за ним захлопнулась дверь, Норрис не смог двинуться с места. «Этого не может быть! Не может быть!» — повторял он про себя.
— Норрис! — Роза потянула его за руку. — Что такое? Юноша бродил взгляд в переулок, на дверь, за которой исчез очередной посетитель.
— Я знаю этого человека, — проговорил он.
Полоумный Билли — подходящее имя для мальчишки, который тащится по переулку, ссутулив спину и вытянув шею, словно аист, и смотрит на землю так, будто разыскивает утерянное сокровище — возможно, пенни или завалявшийся кусочек олова, словом, вещицу, на которую никто другой и не взглянул бы. Но Билли Пиггот и не похож ни на кого другого, во всяком случае, со слов Джека Берка. Бесполезный дурень — так Берк назвал бездомного парнишку, постоянно блуждающего по улицам в поисках дармовой еды, такого лее бродягу, как и черный кутенок, что частенько бегает за ним по пятам. Дурень-то дурень, но, по мнению Эбена, вовсе не такой бесполезный.
Он поможет найти Розу Коннелли.
До недавнего времени Билли вместе с Розой жил в какой-то берлоге в Рыбацком переулке. Мальчишка должен знать, где ее найти.
И сегодня Полоумный Билли почти наверняка расскажет об этом.
Внезапно остановившись, парнишка вскидывает голову. Каким-то образом он чувствует, что не один в переулке, и теперь пытается разглядеть лицо прохожего.
— Кто здесь? — восклицает он.
Но его внимание приковано не к тени, возникшей у двери, а к дальнему концу переулка, где только что на фоне света, падающего от фонаря, появился чей-то силуэт.
— Билли! — кричит прохожий.
Обернувшись к незваному гостю, парнишка замирает.
— Что вам от меня нужно?
— Просто хочу поговорить с тобой.
— О чем, господин Тейт?
— О Розе. — Эбен подходит ближе. — Где она, мальчик мой?
— Не знаю.
— Ну же, Билли. Ты ведь знаешь.
— Нет, не знаю! И ни за что не скажу вам!
— Она мне родня. Я хочу поговорить с ней.
— Вы ударите ее. Вы гадко с ней обращаетесь.
— Это она тебе сказала? И ты ей поверил?
— Мне она всегда говорит правду.
— Так значит, вот в чем она тебя убедила. — Голос Эбена становится мягким и вкрадчивым: — Если ты поможешь мне найти ее, я тебе заплачу. А еще больше ты получишь, если поможешь мне отыскать малышку.
— Она говорит, если я расскажу, Мегги убьют,
— Значит, ты знаешь, где она.
— Она всего лишь дитя, а дети не умеют защищаться.
— Билли, младенцы нуждаются в молоке. B ласке и защите. Я могу оплатить все это.
Билли пятится назад. Пусть идиотик, но неискренность и голосе Эбена Тейта он чувствует.
— Я не буду с вами разговаривать.
— Где Роза? — продолжает наступать Эбен. — Вернись немедленно!
Но мальчик, словно краб, быстро уползает прочь. Эбен, отчаянно рванувшись вперед, спотыкается во тьме. Он падает на мостовую ничком, а Билли продолжает убегать — его шаги постепенно стихают во мраке.
— Маленький мерзавец! Погоди, я тебе покажу! — рычит Эбен, вставая на колени.
Он все еще стоит на четвереньках, когда его взгляд падает на укутанную тенью дверь прямо возле него. На два блестящих кожаных ботинка, возникших у него перед носом.
— Что? Кто?
Эбен с трудом поднимается на ноги, а из дверного проема выходит фигура в черном плаще, полы которого скользят по обледенелым камням.
— Добрый вечер, сэр.
Эбен смущенно бормочет и выпрямляется, вновь обретая горделивую осанку.
— Ну и ну! Я далее не предполагал, что здесь можно встретить… Воткнувшись, лезвие ножа оказывается так глубоко, что достает до позвоночника, а сила удара отдает в кость — болезненное и волнующее ощущение бесконечной власти. Ошеломленный Эбен выпучивает глаза, судорожно вздыхает, напрягается всем телом. Он не кричит и вообще не издает никаких звуков. Первый удар потрясенная жертва почти всегда встречает молча.
Следующий надрез, быстрый и умелый, выпускает наружу комок кишок. Упав на колени, Эбен прижимает руки к ране, словно пытается сдержать выплеск внутренностей, но они все равно выскальзывают из живота и остановят его при попытке бегства. При попытке сделать хоть один шаг.
Потрошитель и не предполагал, что нынче ночью будет смотреть в лицо Эбена, но таковы капризы провидения.
Пусть кровь, текущая к канаве, кровь, струящаяся между булыжниками, и не принадлежит Билли, нынешняя охота не бесполезна. От всякой смерти, как и от всякой жизни, есть выгода.
Осталось нанести еще одну рану. Какую часть взять на этот раз, какой кусок плоти?
Ах, тут и выбирать нечего. Сердце Эбена уже не бьется. Лишь небольшая струйка крови вытекает из раны, когда лезвие ножа, сделав круговой надрез, начинает снимать кожу.
27
— Это чрезвычайно опасные обвинения, — заметил доктор Гренвилл. — Джентльмены, я советую вам обдумать возможные последствия, прежде чем высказать их кому-нибудь еще.
— И Норрис, и я — вчера вечером мы оба видели, как он выходил из дома на Желудевой улице, — настаивал
Венделл. — Это и вправду был доктор Сьюэлл. В этот дом пришли также другие люди, которых мы узнали.
— И что с того? Сборище джентльменов — это событие вряд ли можно ясно назвать необычным. — Гренвилл жестом обвел комнату, в которой они сидели. — Сейчас, например, мы втроем собрались в моем кабинете. Разве нашу встречу можно счесть подозрительной?
— Подумайте о том, кто эти люди, — возразил Норрис. — Один из них — Гарет Уилсон, недавно вернувшийся из Лондона. Чрезвычайно загадочная личность, у него не так уж много друзей в городе.
— Вы наводите справки о делах господина Уилсона лишь из-за рассказа той глупой девицы? Девицы, которую я в глаза не видел?