— Дядюшка не смог смириться с этим раньше, зато теперь ему придется. И почему я не вправе выбрать литературную жизнь? Посмотрите на Джонни Гринлифа Уиттиера[9] . Некоторые его стихи уже снискали успех. А этот малый, писатель из Салема, господин Готорн[10]. Он всего на несколько лет старше меня, но я готов побиться об заклад — Натаниэл очень скоро сделает себе имя. Почему бы не заняться тем, чем пылко увлечен? — Чарлз бросил взгляд на Венделла: — Как ты это назвал однажды? Тягой к перу?
— Пьянящей радостью авторства.
— Да, верно! Пьянящая радость! — Чарлз вздохнул. — Но при таком занятии вряд ли можно сколотить состояние.
— Я почему-то сомневаюсь, что тебе есть нужда беспокоиться об этом, — сухо возразил Венделл, окидывая взглядом хорошо обставленную спальню.
— Трудность в том, что дядюшка считает, будто стихи и романы — просто легкомысленное развлечение, не имеющее особого смысла.
Венделл сочувственно кивнул.
— Мой отец тоже сказал бы нечто подобное.
— И у тебя ни разу не возник соблазн пренебречь его мнением? Наперекор ему выбрать жизнь литератора?
— Но у меня нет богатого дядюшки. К тому же мне вполне нравится медицина. Она меня устраивает.
— Ну а меня она никогда не устраивала. И теперь дядюшке придется с этим смириться. — Чарлз бросил взгляд на свою культю. — Нет ничего бесполезнее однорукого хирурга.
— Эх, зато однорукий поэт! Из тебя получится невероятно романтическая фигура.
— И какая женщина прельстится мною? — горестно проговорил Чарлз. — Теперь, когда я лишился кисти?
Протянув руку Венделл сжал плечо друга:
— Чарли, послушай меня. Любая женщина, заслуживающая твоего знакомства, стоящая твоей любви, не обратит ни малейшего внимания на то, что у тебя нет кисти.
Скрип половиц возвестил о возвращении Элизы.
— Джентльмены, — проговорила она, — думаю, ему пора отдохнуть.
— Матушка, мы просто разговариваем.
— Доктор Сьюэлл не велел тебе напрягаться.
— Пока я напрягаю только один орган — свой язык. Венделл поднялся:
— В любом случае нам пора идти.
— Подождите. Вы так и не сказали, зачем приходили к дядюшке.
— О, без особой причины. По поводу этой вестэндской истории.
— Ты говоришь о Потрошителе? — Чарлз снова оживился. — Я слышал, что нашли тело доктора Берри.
— Кто это тебе сказал? — вмешалась Элиза.
— Горничные разговаривали между собой.
— Они не должны были говорить об этом. Я не хочу, чтобы ты огорчался.
— Так я и не огорчаюсь. Я просто очень хочу услышать новости.
— Не сегодня, — возразила Элиза, резко обрывая беседу молодых людей. — А сейчас я провожу твоих друзей.
Вместе с Венделлом и Норрисом она спустилась по лестнице и остановилась у парадной двери.
— Поскольку Чарлз радуется вашему приходу, — сказала она, когда молодые люди вышли за порог, — я очень надеюсь, что в следующий раз вы станете беседовать на приятные и радостные темы. Нынче днем здесь были Кити и Гвен Уэлливер, и, казалось, вся комната наполнилась смехом. Именно такую веселую болтовню ему и нужно слушать, особенно накануне Рождества.
Болтовню безмозглых, сестричек Уэлливер? Норрис предпочел бы кому.
— Мы будем помнить это, госпожа Лакауэй, — только и ответил он. — Доброй ночи.
Оказавшись за дверью, Норрис и Венделл остановились на Маячной улице, выдыхая белые облака пара в холодный вечерний воздух. Они проводили взглядами процокавшую мимо лошадь — съежившийся всадник еще плотнее укутался в пальто.
— А знаешь, доктор Гренвилл прав, — заметил Венделл.
— Ребенку будет гораздо лучше здесь, у него. Мы должны были принять его предложение.
— Это не нам решать. Выбор за Розой.
— Ты целиком и полностью доверяешь ее мнению?
— Да, доверяю. — Норрис посмотрел вдаль, на лошадь и всадника, исчезавших в темном конце Маячной улицы.
— Думаю, я не встречал девушки мудрее.
— Ты ведь увлечен ею, верно?
— Я уважаю ее. И… да — она мне нравится. Да и кому бы она не понравилась? У Розы очень доброе сердце.
— Норрис, это называется «увлечен». Пленен. Влюблен.
— Венделл понимающе вздохнул. — И совершенно ясно, что она тоже увлечена тобою.
Норрис нахмурился.
— Что?
— А ты разве не заметил, как она на тебя смотрит, как ловит каждое твое слово? Что она убрала твою комнату, починила пальто и сделала все возможное, чтобы порадовать тебя? Разве нужны еще какие- нибудь явные признаки ее влюбленности?
— Влюбленности?
— Раскрой глаза, приятель! — Рассмеявшись, Венделл, хлопнул Норриса по плечу. — Мне придется поехать домой на каникулы. Я так понимаю, ты отправишься в Белмонт?
Норрис был по-прежнему потрясен тем, что сказал Венделл.
— Да, — ошеломленно ответил он. — Меня ждет отец.
— А как же Роза? «И правда, как же Роза?»
После расставания с Венделлом Норрис только и думал, что о ней. Возвращаясь в свое жилище, он размышлял о том, прав ли его друг. Роза влюблена в него? Он ничего не замечал. «Да я ведь и не приглядывался», — укорил себя
Норрис.
Уже с улицы он увидел мерцающий огонек свечи в окне своей мансарды. Роза еще не спит, решил Норрис, и ему вдруг ужасно захотелось ее увидеть. Поднимаясь по лестнице, он чувствовал, как с каждым шагом нетерпение возрастает. Когда Норрис открыл дверь, его сердце бешено колотилось не столько от напряжения, сколько от предвкушения.
Роза спала за письменным столом, уронив голову на сложенные руки, перед ней лежала открытая «Анатомия»
Вистара. Заглянув в книгу из-за ее плеча, Норрис увидел, что она открыта на рисунке, изображающем сердце, и подумал: «Какая удивительная девушка». Свечка растеклась, превратившись в лужицу воска, так что ему пришлось зажечь новую. Когда он принялся осторожно закрывать Вистара, Роза, зашевелилась и проснулась.
— Ox, — поднимая голову, пробормотала она. — Ты вернулся.
Норрис смотрел, как она потягивается, выгибая шею, как ее распущенные волосы падают на плечи. Глядя в лицо Розе, он не замечал ни фальши, ни женских уловок: перед ним была всего-навсего сонная девушка, пытающаяся согнать дрему. Серовато-коричневый платок, который она накинула на плечи, был соткан из жесткой шерсти, а когда Роза провела рукой по лицу, на щеке осталось зольное пятно. Норрис подумал о том, насколько она отличается от сестер Уэлливер с их шелковыми платьями, бахромчатыми шарфиками и великолепными сапожками из марокканской кожи. В присутствии сестричек ему ни на секунду не открылось, кто они есть на самом деле, такого искусства достигли эти особы в обманной игре под названием флирт. И они так непохожи на эту девушку, которая открыто зевает и трет глаза с
