реверском соседе Джонни Сильве, который потратил весь свой первый заработок на вишнево-красный «Корветт». «Пускает пыль в глаза, — сказал тогда ее отец. — Денег нет даже на то, чтобы съехать от родителей, а он покупает себе роскошную спортивную машину. Самые большие неудачники покупают самые крутые машины».
«Или строят себе самые большие дома», — подумала она, разглядывая Тару на Спраг-стрит.
Она ловко высвободила свой огромный живот из-под рулевого колеса. Когда она поднималась по ступеням крыльца, ребенок исполнял чечетку на ее мочевом пузыре. «Никуда не денешься, — подумала она. — Придется проситься в туалет». Дверной звонок не просто звонил, он издавал долгий низкий звук словно колокол, созывающий на молебен.
Блондинка, открывшая дверь, казалось, была здесь совершенно не к месту. Ничего общего со Скарлет О'Хара — скорее, классическая Барби с пышными волосами, пышным бюстом, утянутая в розовый капроновый спортивный костюм. Лицо ее было напрочь лишено выразительности — не иначе как после инъекций ботокса.
— Я детектив Риццоли, хотела бы встретиться с Теренсом Ван Гейтсом. Я вам уже звонила.
— Да-да, Терри ждет вас. — Девичий голос, высокий и слащавый. В малых дозах вполне сносный, но уже через час он покажется вам отвратительнее, чем поскребывание ногтей по школьной доске.
Риццоли шагнула в холл, где сразу же наткнулась на гигантскую картину маслом. Она изображала Барби в зеленом вечернем платье, стоящую возле огромной вазы с орхидеями. Все в этом доме казалось безразмерным. Картины, потолки, груди.
— В его офисе идет ремонт, так что он сегодня работает дома. Прямо по коридору и направо.
— Простите… мне очень неловко, но я не знаю вашего имени.
— Бонни.
Бонни, Барби. Вполне созвучно.
— Вы, видимо… госпожа Ван Гейтс? — спросила Риццоли.
— Ага.
Жена-трофей. Ван Гейтсу, должно быть, около семидесяти.
— Могу я воспользоваться туалетом? Мне сейчас приходится бегать туда каждые десять минут.
И тут Бонни заметила, что Риццоли беременна.
— Ах, дорогуша! Конечно. Уборная вон там.
Риццоли никогда еще не видела туалета в карамельно-розовых тонах. Унитаз возвышался на подиуме словно трон, а рядом на стене висел телефон. Неужели кому-то приспичит вести деловые переговоры, не отрываясь от других дел, не менее важных? Она вымыла руки розовым мылом над розовой мраморной раковиной, вытерла их розовым полотенцем и вышла в коридор.
Бонни исчезла, но сверху доносились звуки музыки и топот ног. Вероятно, Бонни выполняла свои упражнения. «Мне тоже потом придется попотеть, чтобы вернуть форму, — подумала Риццоли. — Но я не стану делать это в таком розовом скафандре».
Она направилась по коридору в поисках кабинета Ван Гейтса. Сначала заглянула в просторную гостиную с белым роялем, белым ковром и белой мебелью. Белая комната, розовая комната. Что дальше? В коридоре ей встретился еще один портрет Бонни, на этот раз в образе греческой богини — белое платье- туника, сквозь прозрачную ткань просвечивают соски. Боже, этим людям место в Лас-Вегасе!
Наконец она добралась до кабинета.
— Господин Ван Гейтс! — окликнула она хозяина.
Мужчина, сидевший за столом вишневого дерева, оторвался от бумаг, и Джейн увидела водянистые голубые глаза, немолодое лицо в складках, с отвисшим подбородком, волосы… Боже, что за оттенок? — то ли желтые, то ли оранжевые. Окрас явно получился по недоразумению, плохая работа парикмахера.
— Детектив Риццоли? — осведомился он и уставился на ее живот. Как будто никогда не видел беременного копа!
«Смотри на меня, а не на живот». Риццоли подошла к столу и протянула руку для пожатия. Заметила предательски торчащие на его голове клочки пересаженных волос — последняя отчаянная попытка повернуть время вспять. Издержки обладания женой-трофеем.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, — сказал он.
Джейн устроилась в гладком кожаном кресле. Оглядевшись по сторонам, она отметила, что декор кабинета радикально отличался от интерьера остальных помещений. Он был выполнен в традиционном адвокатском стиле, с обилием кожи и темного дерева. Полки из красного дерева были забиты юридической литературой. Ни намека на розовый цвет. Было совершенно очевидно, что это его вотчина — зона, свободная от Бонни.
— Даже не знаю, чем могу вам помочь, детектив, — начал он. — Удочерение, которое вас интересует, состоялось сорок лет назад.
— Ну, не такая уж древняя история.
Он рассмеялся.
— Думаю, вас в то время еще и на свете не было.
Интересно, это намек? Пытается сказать: ты, мол, слишком молода, чтобы беспокоить меня такими расспросами?
— Разве вы не помните имена участвовавших в сделке людей?
— Я просто хочу сказать, что это было очень давно. В то время я только-только стал юристом. Работал в арендуемом офисе с арендованной мебелью и даже без секретаря. Сам отвечал на телефонные звонки. Я брался за любые дела — будь то разводы, усыновления или вождение в нетрезвом состоянии. За все, что позволяло мне оплачивать аренду.
— И, разумеется, у вас сохранились все материалы по этим делам. Даже самым давним.
— Они в архиве.
— В каком?
— В Квинси. Но, прежде чем мы продолжим, я должен вам кое-что сказать. Стороны, участвовавшие в интересующей вас сделке, просили об абсолютной конфиденциальности. Биологическая мать не хотела, чтобы ее имя было предано огласке. Все материалы давно опечатаны.
— Речь идет о расследовании убийства, господин Ван Гейтс. Одна из приемных дочерей погибла.
— Да, я знаю. Но я не вижу связи с удочерением сорокалетней давности. Какое это может иметь отношение к вашему расследованию?
— Зачем вам звонила Анна Леони?
Он явно опешил. И, что бы он потом ни говорил, это не могло замаскировать первоначальную реакцию — выражение крайней растерянности.
— Простите? — переспросил он.
— За день до убийства Анна Леони позвонила вам в офис из своего номера в отеле «Тремонт». Мы получили распечатку ее телефонных звонков. Ваш разговор длился тридцать семь минут. Так вот мне кажется, что эти тридцать семь минут вы должны были о чем-то говорить. Не могли же вы заставить бедняжку так долго ждать на линии?
Он не ответил.
— Господин Ван Гейтс!
— Этот… этот разговор был конфиденциальным.
— Мисс Леони была вашей клиенткой? Вы выставили ей счет за эту консультацию по телефону?
— Нет, но…
— Выходит, вы не связаны обязательствами по отношению к этому клиенту.
— Да, но я связан обязательством по отношению к другому клиенту, который просил о конфиденциальности.
— К биологической матери.
— Да, она была моей клиенткой. Она отказалась от своих детей с одним условием — что ее имя навсегда останется в тайне.
— Это было сорок лет назад. Возможно, она уже передумала.
— Понятия не имею. Я не знаю, где она сейчас. Я даже не знаю, жива ли она вообще.
— Поэтому звонила Анна? Узнать о своей матери?
