нашей спектроскопии, и он подтвердил — в наших пробах действительно содержатся окись железа, глина и кремний.
— Значит, это красная охра?
— Да. Красная охра.
— Но ведь ты и так это знала.
— И все-таки приятно было получить и его подтверждение. Доктор Макэвой даже предложил помочь установить ее происхождение. Определить, из какой части света эта самая красная охра.
— И такое действительно возможно?
— Эта технология пока еще в стадии разработки. И в суде в качестве доказательной базы, вероятно, будет признана не скоро. Но доктору Макэвою было очень интересно сравнить наши пробы с образцами охры, которые он собрал в разных частях света. Он определяет концентрацию других одиннадцати элементов в пробах, таких как магний, титан и торий. Суть его теории в том, что каждому конкретному географическому району соответствует определенный набор микроэлементов. Это то же самое, что, исследовав пробы почвы с автомобильных покрышек, установить, к примеру, что в этих пробах содержатся частицы свинца и цинка с добычного участка где-нибудь в Миссури. В нашем же случае с охрой мы изучаем пробу на предмет содержания в ней одиннадцати разных элементов.
— Тех самых других элементов.
— Верно. Вот так археологи и составили целую базу данных об источниках охры.
— Но зачем?
— С помощью такой базы можно определить происхождение того или иного предмета. Например, каково происхождение красителя с Туринской плащаницы? Франция или Израиль? Если найти ответ на этот вопрос, можно установить происхождение плащаницы. Или, скажем, наскальные рисунки — где древний художник брал охру? Если за несколько тысяч километров от тех мест, где рисовал, значит, он либо сам ходил добывать ее, либо приобрел у кого-то — ведь определенные формы товарообмена существовали еще в доисторические времена. Вот почему эта база имеет такое важное значение. Она позволяет нам заглянуть в жизнь древних.
— Так что там выяснилось о наших пробах пигмента? — спросил Фрост.
— А вот что, — Эрин улыбнулась. — Во-первых, в них содержится довольно значительное количество двуокиси марганца — пятнадцать процентов, что придает пигменту более глубокий, насыщенный оттенок. В таких же пропорциях двуокись марганца содержится и в красной охре, которая была в ходу в средневековой Италии.
— Значит, это итальянский краситель?
— Да нет. Венецианцы привозили его из других мест. После того как доктор Макэвой сравнил профили всех элементов, он, в частности, установил одно из вероятных мест его происхождения. Красную охру там добывают и поныне. Остров Кипр.
— Мне нужно взглянуть на карту мира, — сказала Джейн.
— На всякий случай я скачала одну из Интернета, — сообщила Эрин, указав на папку.
Джейн нашла нужную страницу.
— Ага, вот. Это в Средиземном море, к югу от Турции.
— По-моему, куда проще было взять красный мел, — заметил Фрост.
— Да и куда дешевле. Ваш убийца выбрал необычный пигмент — из малоизвестного источника. Может, у него есть связи на Кипре.
— Или он попросту затеял с нами игру, — предположил Фрост. — Рисует всякие странные знаки. И пользуется странными пигментами. Вроде как хочет заморочить нам голову.
Джейн продолжала разглядывать карту. И думала о знаке на двери черного хода в доме Энтони Сансоне. Уджат, всевидящее око. Она посмотрела на Фроста.
— Египет находится как раз к югу от Кипра.
— Вспомнила о глазе Гора?
— А это еще что? — спросила Эрин.
— Знак, оставленный на месте преступления в Бикон-Хилле, — пояснила Джейн. — Гор — древнеегипетский бог Солнца.
— Сатанинский символ?
— Пока неизвестно, какой смысл в него вкладывает преступник, — сказал Фрост. — Каждый думает по-своему. Что он сатанист. Или любитель истории. Или всего-то навсего сумасшедший.
Эрин кивнула:
— Что-то вроде Сына Сэма.[13] Помню, полиция потратила уйму времени, выясняя, кто он такой, этот таинственный Сэм. А оказалось, что это всего лишь слуховая галлюцинация убийцы. Говорящая собака.
Джейн закрыла папку.
— Знаете, я очень надеюсь, что наш преступник тоже полоумный.
— Почему же? — поинтересовалась Эрин.
— Потому что куда страшнее, если это не так. Если он совершенно в здравом уме.
Джейн и Фрост сели в машину лишь после того, как прогрелся двигатель, а дефростер прояснил запотевшее лобовое стекло. «Вот если бы так же просто можно было расчистить туман вокруг убийцы, — подумала Джейн. — Никак не могу составить себе его портрет. Представить, как он выглядит. Кто он — мистификатор? Художник? Историк? Я знаю только, что он живодер».
Фрост надавил на газ, и они тронулись в путь — на сей раз гораздо медленнее обычного, поскольку обледенелая дорога была скользкой. Небо совсем расчистилось, и температура воздуха упала — нынешний вечер обещал быть самым холодным за всю зиму. В такое время лучше всего сидеть дома и уплетать теплое жаркое. В такой вечер, надеялась она, зло вряд ли выберется на улицы.
Фрост поехал по Коламбус-авеню на восток, в сторону Бикон-Хилла: они с Джейн собирались еще разок осмотреть место преступления. В салоне наконец стало совсем тепло, и Джейн до смерти не хотелось снова выходить наружу, где свирепствовал ветер. И идти на задний двор дома Сансоне, где остались замерзшие следы крови.
Заметив, что машина приближается к Массачусетс-авеню, Джейн попросила:
— Сверни-ка направо!
— А мы разве не к Сансоне едем?
— Сверни, пожалуйста.
— Как скажешь. — Фрост повернул направо.
— Вот так и езжай. До Олбани-стрит.
— К судмедэкспертам, что ли?
— Нет.
— Тогда куда?
— Тут недалеко. В двух кварталах. — Джейн оглядывалась на номера домов, мимо которых они проезжали, и вдруг сказала: — Стой! Приехали.
Она глянула на другую сторону улицы.
Фрост притормозил у края тротуара и уставился на Джейн.
— «Кинкос»?[14]
— У меня здесь отец работает. — Она взглянула на часы. — Так, сейчас около полудня.
— И что будем делать?
— Ждать.
— Фу ты, Риццоли! Ты это из-за матери?
— Эта история портит мне всю жизнь.
— Твои предки поссорились. Что ж, бывает.
— Погоди, вот поселится твоя мать у тебя. Представляю, как это понравится Элис.
— Я уверен — все это скоро кончится, и твоя мама вернется к себе.
— Если все дело в другой женщине — нет. — Она вдруг выпрямилась. — А вот и он.
Фрэнк Риццоли появился из-за дверей «Кинкоса», застегивая куртку на молнию. Посмотрел на небо, заметно вздрогнул и выдохнул облако пара, тут же побелевшее на холоде.
