письменный стол с компьютером на нем. За компьютером сидел длинноволосый очкастый парень с банданой на голове. «Добрый день! – сказал он, высунувшись из-за компьютера. – Чем могу помочь?»
– Мне сюда посоветовала обратиться Оля, – сказал Юс. – Оля Хребтович.
– И как она? Жива-здорова? – спросил парень, улыбнувшись. – И что она посоветовала здесь искать?
– Да все. Я в горы хочу, на Памир. Снаряжением хочу закупиться.
– Вы, часом, не на пик Ленина собрались?
– Нет, я хочу в альплагере пожить, погулять пo окрестностям. Мне Оля сказала: вы могли бы помочь. И снарядить, и посоветовать.
– А вы давно Олю знаете?
– Да нет, не очень. Она мой портрет нарисовала, а я – ее.
– А, так вы художник, горы рисовать хотите. Понятненько. Значит, подвигов не хотите?
– Куда мне, – серьезно сказал Юс.
– Ладно. Леха!
Из-за скрытой висящими на стене рюкзаками двери вынырнул веснушчатый лопоухий Леха.
– Значит, вам все-все?
– Все, от рюкзака до носков.
– Носки не у нас. Сейчас в любом универмаге можно хорошие шерстяные купить. У нас, правда, горнолыжные есть. Но они дорогие. Или для вас это не проблема?
– Вообще-то, проблема, – сказал Юс. – Мне бы долларов в триста уложиться.
– Понятненько. Леха, приволоки-ка симпатеховский верх и наш столитровик. И приступим.
Экипировали, обували и одевали Юса часа полтора. Меряли ботинки – здоровенные, блестящие свежей ваксой вибрамы с полукилометром шнурков на каждом, подгоняли рюкзак, выбирали спальник и палатку, непромокаемые штаны и анорак, толстый теплый синтепоновый жилет и ходовой брезентовый комбинезон, коврик, примус, очки, солнцезащитный крем и еще невообразимое множество всевозможных мелочей, без которых – ну никак, это точно – в горах обойтись невозможно. Парни суетились, наперебой давали советы, рассуждали, убеждали, скорбно качали головами и в конце концов насчитали Юсу пятьсот сорок долларов вместо обещанных трехсот. Ошалевший Юс расплатился, вздохнул с облегчением и вышел, унося на спине топорщившуюся пряжками и клапанами покупку вместе с подарком на прощание: книгу «Памир подо мною».
Проводив его, лопоухий веснушчатый Леха сказал: «Твоя Оля умудряется знакомиться с редкостными мудаками».
– Я тебе сейчас по шее накладу, – сказал длинноволосый парень. – Ты на нем сейчас деньги на свои горы заработал.
– Он от этого мудаком быть не перестал, – сказал Леха. – Помяни мое слово, он еще в альплагерь припрется, и вы там вдвоем на Ольку будете глазеть и вздыхать. А он твой портретик нарисует.
– Тогда я твой портрет испорчу – за то, что накаркал, – сказал длинноволосый парень и в подтверждение своих слов запустил в Леху ботинком престижной итальянской марки «Скарпа».
Юс провел еще три нехороших часа, занимаясь интенсивным шопингом. Более-менее приятным было только приобретение красок, кистей, карандашей и бумаги. Покупать пришлось еще концентраты каш и супов, сухую колбасу, сало, чай, сухие сливки, сухофрукты, сахар, консервы и приправы, запас белья и носков, походную аптечку с дюжиной абсолютно (по уверениям длинноволосого парня) необходимых лекарств, бинтов и пластырей, фонарик, спички, запасные батарейки, легкие кроссовки для подходов. Юс подумал, что в горы сейчас по-настоящему ходить могут, наверное, только миллионеры, – а ходят почему-то нищие студенты. Парадокс. Чудо постсоветского времени. Еще большее чудо, как это все можно упаковать в один рюкзак. Слава богу, запасов набрал всего на неделю. Продовольствие, по заверениям парней, можно было достать на месте. Но даже и недельный рацион в рюкзак упаковываться не желал. В конце-концов пришлось купить еще сумку китайски-мешочного фасона. Чувствуя себя вьючным ослом, Юс поехал на вокзал, попытался сунуть рюкзак и сумку в ячейку камеры хранения, чертыхнулся, минут десять потратил на перетягивание рюкзачных стяжек, наконец впихнул и захлопнул жестяной дверцей, потом чертыхнулся еще раз, вспомнив, что полотенце, мыло и бритва остались за дверцей. Оставшееся время (отправлялся поезд около одиннадцати вечера) Юс заполнил принятием душа в вокзальном туалете и прогулкой по вечернему Новосибирску. Заглянул в парочку кафе, а после вдумчивого подсчета оставшихся денег – еще и поужинал в «Корейской кухне» (кухня там действительно оказалась корейской, и названия блюд лучше было не переводить). А когда около десяти вечера, уже в темноте, вернулся на вокзал, у самых дверей нижнего входа к нему подошли двое крепких, коротко стриженных парней. Тех самых, предлагавших утром у ресторана сибирские удовольствия.
На этот раз Юс запомнил все: до брызг, до рыжих волосков, торчащих из ноздрей, до скрежета подошвы, оттолкнувшейся от выщербленного асфальта. Ужас накатил и захлестнул, подмял сознание, но не заглушил, оставил в сторонке – смотреть и слышать, и было это все ледяным и мерзким, но – налитым до краев мутным, оглушительным нутряным воплем, больной радостью тела, вдруг освободившегося, спущенного, как бесноватый пес с цепи. Кожаные куртки парней, их окаменевшие лица, вдруг перевернувшийся мир, боль в лопатках и затылке, – Юс упал навзничь. Один из парней нагнулся, в его руке блеснул металл, – и тут вдруг все движения стали очень медленными, будто время споткнулось, застряло, стало растягиваться. Все медленнее, медленнее, студенея, заполняя мир вязким прозрачным студнем. Рука парня едва двигалась, глаза смотрели в одну точку, чуть левее Юсова уха, и тогда Юс увидел, как его собственная нога согнулась и распрямилась, ткнув каблуком туфли парню пониже колена. Послышался короткий мокрый хруст. Парень приоткрыл рот и медленно, будто тающий комок пластилина, завалился набок. Второй, нагибаясь, протянул руку, но прежде чем она протиснулась сквозь загустевший воздух, Юс уже был на ногах и пнул его в бедро, и еще раз, в низ живота, и побежал вверх по улице, между рядами оставленных у тротуаров машин.
Глава 5
– И что теперь? – осведомился лысый Павел. – Ну, какого хрена ты теперь молчишь, панна офицерова? Что нам теперь делать? Вот же мать твою.
