молодой хищник, только ощутивший свою силу.
И от него родится тайное тепло внизу живота. Он невысокий, но, наверное, тяжелый. Есуй улыбнулась себе. А кто это рядом с ним? Где он нашел эту, со шрамом? Откуда? Неужели успел за ночь в альплагере? … А она, хоть и со шрамом, и в бесформенном тряпье, – красивая. Тонкая, но, должно быть, сильная. Немножко похожа на Режабибби.
Она протянула ему нож, откованный из обломка старой афганской сабли, острый как бритва, а он положил на него ладонь и, не поморщившись, глядя ей прямо в глаза, потянул к себе, и глухо застучали о камень капли. Он поклялся вернуться к ней. Все видели это и слышали все. Она позволила ему уйти. Сказала Алтан-бию: «Какая встреча! » – будто только его заметила. И, повернувшись к своим людям, крикнула: «К нам знатные гости! » Те засмеялись, глядя на Алтан-бия в заляпанном кровью и чернилами измятом костюме, со скрученными за спиной руками, привязанного как пес за веревку, И ничего в нем не осталось сильного, и лицо у него было песье, испуганное, заискивающее. Сапар дал тех своих людей, у кого с Алтаном была кровь. Здесь Алтан мог предлагать кому угодно какие угодно деньги – не помогло бы.
А потом она хлестнула Алтана камчой по лицу. Обратной дороги теперь не было. Человек, державший веревку, угрюмый, высокий памирец, сказал, будто выплюнул: «Не бей его. Он мой! »
– И что ты собираешься с ним делать? – спросила Есуй.
– Он мой, – повторил памирец.
– На Алтане его кровь, – сказал Юс.
– Прощай, Алтан, – сказала Есуй.
– Ты… отпускаешь нас? – спросил Юс.
– Да, – сказала Есуй равнодушно. – Мы подождем здесь тех, кто пойдет за вами.
– Спасибо, – ответил Юс.
– Ты мой должник, – сказала она. – Ты поклялся. Я буду ждать тебя в долине. Не медли.
– Я приду, – ответил он.
– Как она, хороша в постели? – спросила Есуй, улыбнувшись.
– Я хороша в постели. Очень, – ответила девка со шрамом, глядя вызывающе.
– У нас много общего. Надеюсь сама как-нибудь проверить, насколько именно ты хороша, – сказала Есуй и рассмеялась, глядя на ее удивленное лицо. – А сейчас идите. Поторапливайтесь, иначе заночуете на перевале!
Долго людей Алтана ждать не пришлось. Они не стали гнаться за джипом на машинах, а поехали верхом, рассчитывая догнать на перевале. И догнали бы, если б не Есуй. Ее отряд засел на гребне, расставив на подъеме и на кружной тропе, вьющейся над обрывом, мины на растяжках. А двое с ручным пулеметом и изрядным запасом патронов перебрались на другую стену узкого ущелья и поднялись повыше. Им Есуй приказала стрелять, только если гости начнут обходить по обрыву – или если побегут.
Гости не ожидали встречи. Торопились. Даже когда сработала первая растяжка, свалив двух всадников, они ничего не сообразили. Попрыгали с коней, озираясь по сторонам. Тем временем подоспели задние, все скучились на площадке у начала подъема, конные и пешие, – их было много, человек сорок, – посовещались, разбились попарно, пошли – и тут по ним ударили в десяток стволов. Ошалевшие, перепуганные кони дико ржали, сбрасывали седоков, давили их, прыгали с обрыва, люди разбегались, прятались за камнями, одна за другой рвались растяжки, человек с развороченным животом полз, волоча свои кишки, кто-то кричал, просил не стрелять, махал тряпкой – ему перебили руку очередью. Люди Алтана залегли в камнях, стали потихоньку отползать, отстреливаясь, – и тут по ним с другого края ущелья ударил пулемет, не торопясь, короткими очередями выбивая одного за другим. А потом – кося побежавших.
Пленных оказалось два с лишним десятка. Среди них – Алтанов племянник Кадыр. Тяжелораненых добили, остальных связали как баранов и погнали вниз. Трупы стащили вниз, свалили в общую могилу и завалили камнями. Из людей Есуй ранило троих, – гранатометчик перед тем, как получить в голову пулю из карабина, все же успел выстрелить. Граната разорвалась, ударившись в скалу, обдав все вокруг острым каменным крошевом. Один из раненых умер в больнице Дароот-Коргона, так и не дождавшись, пока запустят дизель-генератор, чтобы дать для операции электричество. Сапар, узнав, что механики продали солярку неприкосновенного запаса, выбил одному глаз камчой, а второму переломал пальцы.
Услышав далекую стрельбу, он поспешил на помощь своей Есуй. Когда отправил ее, полдня сидел в юрте, глядя на лежащий перед ним на кошме карабин. Карабин – красивый, отделанный серебром, с подсветкой, подарил Алтан-бий. Побратим. Они братались перед всеми, на лысом каменном бугре у Ачик- Таша, принявшем их перемешавшуюся кровь, а вокруг стояли их люди, и после того был мир. Долгий, богатый мир. И нарушил его он, Сапар, послушав чужую мертвоглазую женщину, околдовавшую, приковавшую его мужскую силу. Кровь. Все видели и слышали их слова, все знали. Однако Алтан-бий – чужой, безродный, побрататься с Сапаром для него честь почти немыслимая, а для Сапара это – унижение. Будто в ноги поклонился этому выскочке. Сильному поклонился, богатому. Люди шептались: кровь свою продал. И на братанье это для машин Сапаровой свиты бензин дал Алтан. И стадо баранов пригнал он, и той был не на границе земель, а у самого лагеря, в сердце Алтановой силы. Сапар сидел на кошме рядом с Алтаном и принимал от него чашу – как младший от старшего. Горькое это было побратимство, но – побратимство, и с ним Сапар стал сильным. Гораздо сильнее прежнего, но по-прежнему – младшим.
Сапар-бий сжимал кулаки и бормотал проклятия, вставал, ходил по юрте и садился снова.
Вдруг, замерев, услышал – ветер, свистевший у дымника юрты, принес сухой, отрывистый перестук. И тогда Сапар выбежал наружу и закричал, созывая людей. Время сомнений ушло, и пришла новая, начатая по его слову война, и было ее, начатую предательством, не остановить, а можно было только закончить – выиграв либо погибнув.
Сапар пошел выручать Есуй, а Тура с сотней напал на Ачик-Таш. Сапар приказал не лезть на рожон, а лишь отвлечь, остановить, если ринутся на прорыв, но дела все равно пошли скверно. Тура сунулся было к лагерю – и едва сумел подавить панику, когда попал под огонь с двух сторон. БМП в конце концов сумели сжечь, закрепились почти у самой реки, но не могли двинуться с места, прижатые пулеметным огнем, вяло отстреливались, пока не подоспел Сапар с одной стороны и почуявший запах добычи Насрулло-бий с другой. Люди Алтана могли бы еще долго сопротивляться, могли даже и победить, – но с ними не было самого Алтана, и не было командиров, способных его заменить. Один его племянник остался на алайских склонах с пулями в голове и груди, второго, вовремя сдавшегося, гнали как барана, нахлестывая камчой. Правая же его рука, его капитан, – настоящий капитан, командовавший танковой ротой в советские времена и прошедший всю гражданскую, – остался под закопченной, лениво догорающей броней. Он попер напролом,
