скользя по мелким осыпям. Рванул через кусты напролом. Исцарапанный, мокрый после того, как поскользнулся в ручье, прибежал к летовке, – и увидел Шавера, задумчиво смотревшего вниз. Выкрикнул: «Где? Где? » Шавер пожал плечами. Махнул рукой вниз.
– Там. Семен приехал. Торопился.
– Как же? – спросил Юс растерянно. – Как же так быстро?
– Торопился очень, – терпеливо объяснил Шавер – Торопился-запылился. Ему ж сегодня еще до Соха, самое малое. А это – ого-го. Все, домой твоя Оля едет. Едет-прибудет. Завтра-послезавтра на самолет и – у-у-у, – Шавер взмахнул руками, показывая, как именно самолет «у-у-у».
– Хоть бы дали попрощаться.
– А чего, сказали бы что-нибудь, чего за столько времени не выговорили? – удивился Шавер. – Встретитесь, так еще скажете.
– А может, кто-то просто не хотел, чтобы я был рядом, когда ее увозят? Чтобы не захотел поехать с ней?
Шавер посмотрел на него испуганно.
– Да чего ты, командир, ну откуда мы знали, куда тебя с утра понесет? А тебе с ней никак нельзя, ты забыл разве? Должок за тобой. Помнишь, ты клялся? Семен тебе и передал: туда тебе пора, за перевал.
– Зачем?
– Откуда мне знать, зачем. Семен говорил, ты знаешь. Нас с Каримжоном просил – довезите, мол, до Алая, а дальше сам он. Завтра и поедем.
– Завтра?
– Да. Семен говорил, большое там дело. Ты там нужен. Зовут тебя. Да ты и сам, что, начальник, не видишь? – Шавер ухмыльнулся.
Юс посмотрел на свои исцарапанные о кусты руки, – и увидел, как с правой ладони, которою схватился за колючие кусты, выбираясь из ручья, оттуда, где остался тонкий шрам от ножа, – сочится кровь.
Глава 14
Есуй заметила их издали. Они чуть ли не бегом спускались по склону, отмахивая лыжными палками, перескакивая с камня на камень. Спустились на поляну и прямиком к ней. Молодые ребята, лет по двадцать пять, заросшие щетиной, с ввалившимися щеками, в белых пятнах противосолнечного крема на лице. Первый, высокий, тощий, с банданой на голове, встал перед ней, тяжело дыша, обвиснув на палках, выдохнул: «Что там такое? Чего стреляли? »
– Воевали немного, – ответила Есуй, сосредоточенно заштриховывая горный склон на рисунке. – Польше не воюют.
– Кто? С кем? Что, туристов грабили?
– Нет, – ответила Есуй. – Воевали. Теперь уже нет. Туристы все целые и невредимые. Но больные.
– Как? Чем?
– Похмелье. Второй день пьют. Я приказала выдать весь запас коньяку.
– Ты? Приказала выдать? Ты кто?
– Я этой войной командовала.
– Да ты что, издеваешься?
– Нет, – сказала Есуй. – Видишь тех двоих с винтовками на краю поляны? Это моя охрана. Кстати, ты случайно не Володя, у которого лопоухий дружок по имени, кажется, Леха? Он тебя похоже описывал. Сказал, ты на горе.
– Да, я, – ответил Владимир, – а в чем дело? Что-то с Лехой?
– Нет, – сказала Есуй. – Не с ним.
– С Олей? Скажи, что-то случилось с Олей? ?
– Ну, не торопись никуда бежать. Тебе ее уже не догнать, она в надежных руках.
Второй подошел наконец, сбросил с плеч рюкзак, спросил: «В чем дело? »
– Кто это? – спросила она.
– Это Витя, – ответил Владимир.
– Скажи ему, пусть идет в лагерь. Разговор касается только нас.
– А кто она такая тут командовать? – спросил Витя.
– Знаешь, Витек, как я понимаю, она именно та, кто сейчас командует тут. Ты не выпендривайся. Ты иди. Там все нормально внизу. Извини. Хорошо?
– Ладно, я пойду, – сказал Витя угрюмо. Вскинул рюкзак на плечи и пошел, мерно отмахивая палками.
– Что с Олей? Она жива?
– Жива и, насколько я знаю, здорова. И, скорее всего, весела. Я уже сказала, она в хороших руках. Даже очень, – сказала Есуй мечтательно. – Не злись. Где она, я тебе не скажу. Во-первых, потому что точно не знаю сама, а во-вторых, даже если бы и знала, не сказала бы. Ты только дров наломаешь. Что-то мне подсказывает: встретишь ты ее дома как-нибудь по осени, в вашем родном Новосибирске.
