– Кто?
– Шоти в первом джипе. Луис и Ларри в последнем. Ты не знаешь, как черви выглядят – поэтому ты во второй. А у меня для раздумий более важные дела. – Он заложил руки за голову и, похоже, укладывался спать.
– О, – сказал я.
До меня стало доходить. В этой армии мужчин не надо беспокоиться, о чем нет приказа, и если нужен совет специалиста, вам его дадут.
7
Уайтлоу как-то говорил об армии.
Одна из девушек, из старших, ее звали Патрисия, пожаловалась, что призывная комиссия отклонила ее выбор «необходимого умения». – Лучше вступить в армию и стать шлюхой, – сказала она.
– М-м, – сказал Уайтлоу. – С таким отношением к делу, вы не стали бы хорошей шлюхой.
Класс засмеялся, она надулась. Даже оскорбилась: – Что вы имеете в виду?
– То, что вы были бы неприемлемы. Мораль в армии очень важна в наши дни.
– Мораль?… – Девушка смотрела изумленно. – Это только горстка выдавливателей пота. – Что с моей моралью? Я – политолог!
– Здесь – нет. – Уайт присел на краешек стола, сложил руки и улыбнулся. – И, очевидно, также нет для вашей призывной комиссии. Может, немного приятного пота – это в точности, что вам нужно, чтобы оценить его важность.
Она гордо фыркнула: – Моя работа мыслью гораздо более ценна, чем их работа телом.
– Неверно, – сказал Уайтлоу. – Ваша работа ценна, только если необходима. А вы только тогда ценны, когда ваше особое умение редко. Нужно время, чтобы научить инженера-биолога, специалиста по механике, или даже компьютерного хэкера, но если у нас сотни тысяч таких, то как вы думаете – какова будет ценность каждого?
Она не ответила.
– Единственная причина, по которой мы не обучаем так много, то что мы в них не нуждаемся. Если бы нуждались, наше общество могло бы произвести их за три-четыре года. Мы доказывали это не раз. Ваши деды доказали это, когда им понадобились программисты и инженеры, специалисты по аэрокосмической технике и тысячи других специалистов, чтобы послать первого человека на Луну – и большинство этих специальностей были изобретены, когда появилась нужда. К концу десятилетия их, похоже, стало та много, как и выдавливателей пота, и реально некоторым их них пришлось начать упираться до пота, когда сократили космическую программу.
– Но это была… только экономика, – настаивала она. – Ведь образование делает личность ценной, не так ли?
– Да? – Уайтлоу вежливо смотрел на нее. – Как вы определяете свою ценность? Вы можете свалить дерево? Или подоить корову? Вы знаете, как управлять бульдозером? Вы можете класть кирпичи?
– Конечно, нет…
– Тогда по некоторым стандартам вы вообще не представляете ценности. Вы не являетесь типом человека, который выживет.
– Но – это же физический труд! Любой может это сделать.
Уайтлоу поморгал: – А вы можете?
Она удивилась: – Почему я должна?
Уайтлоу помолчал. Он с любопытством смотрел на нее: – Вы читали задания в учебнике?
– Конечно, но я сейчас говорю о реальном мире.
Уайтлоу замер на подиуме в полуповороте. Он оглянулся на нее с пугающим выражением лица: – Прошу прощения?
Класс застонал – мы знали, что сейчас произойдет.
Он выдержал паузу: – Позвольте кое-что объяснить. Всю историю человеческой расы, все время с тех пор как мы впервые слезли с деревьев, перестали быть обезьянами и начали учиться быть людьми, все это годы – мы лишь очень короткий период времени развивали то, на чем держится современная цивилизация. Я обозначаю начало современного периода первой индустриализацией и электричеством. Таким образом, современная эра продолжается менее двух веков.
Недостаточно длинный тест. Поэтому еще не доказано, что цивилизация не просто причуда времени. Я ставлю на историю – именно она ведет записи гонок.
Понимаете, что я пытаюсь сказать? Что вы считаете реальным миром, на самом деле есть весьма нереальный мир, искусственное окружение, начавшее существовать только трудом множества выдавливателей пота, искавших пути сделать свою жизнь легче, и по доброй воле вселенной – а последнее условие обычно принимается по умолчанию. Одно это гарантирует, что все вокруг, – он широко раскинул руки, охватывая комнату, здание, город, мир, – только временные условия существования. По космической шкале безусловно так и есть. – Одной рукой он отбросил седые волосы. Огонь был в его голосе, когда он добавил: – Слушайте, вы – способны, вопрос не в этом. Вы только отказываетесь отблагодарить за свои способности – и в этом ваша проблема. Знаете, что сейчас в Советском Союзе больше женщин-каменщиков, чем мужчин? И так продолжается по меньшей мере последние пятнадцать лет. Нет, ваше единственное извинение, что вы не обучены этому. В этом причина, по которой вы не станете хорошей шлюхой – вы не знаете, какой быть. Но могли бы, если бы научились. Вы не можете стать кем хотите, но сможете, если это будет означать разницу между едой и голодом.
– Конечно, смогу, – сказала она, – я могла бы научиться доить корову.
– Я тоже убежден, что смогли бы. Это заняло бы лишь несколько минут. – Он смотрел на нее. – Или дольше. -… и что тогда?
– Тогда бы вы, конечно, доили коров!
– Но я не хочу доить коров!
– Я тоже – но раз коров надо доить, кто-то делает это! Вот что превращает это в необходимое умение. – Он повернулся к нам. Слишком многие из сидящих в классе были отделены от этих весьма необходимых навыков слишком много поколений. Это вызывает у вас некие очень странные идеи о собственной важности. Позвольте мне освободить вас от этой глупости прямо сейчас – большинство из вас зависят в своем выживании от слишком многих других и это делает вас уязвимыми. Неплохая идея – изучить некоторые из основных умений, потому что пока ваша жизнь, как и жизнь общества, связана с ними, ценно обучение, а не индивидуум.
Прямо сейчас большинство из трудяг в армии страшно горды тем, что делают – веря в это или нет. Какое имеет значение, что некоторые из них получали пособия шесть поколений? Никакого! Они такие же налогоплательщики, как и остальные из нас. И умение, которое они приобретут в армии, может быть достаточно, чтобы они никогда больше не вернулись на пособия. По крайней мере они могут видеть физический факт своих достижений – большинству из нас это недоступно. Я не могу. Сомневаюсь, что вы вспомните через год десятую долю того, что я говорил вам, и вы не знаете, как я расстраиваюсь, сознавая это, а они могут показать на новый парк или рекламное сооружение и сказать: «Я сделал это». И это прекрасное ощущение. Я знаю! Страна извлекает выгоду из их работы, вы и я извлекаем выгоду – а из остального они извлекают выгоду, потому что их жизни обогатились.
Они получили мастерство, они получили гордость и по праву завоевали самоуважение, потому что выполняют работу, совершающую изменения в мире.
Уайтлоу остановился и перевел дыхание. Я снова подумал о его хромоте, и о том, где он заполучил ее. Он хорошо ее скрывал. Я не замечал, пока кто-то не обратил мое внимание. Он смотрел на девушку, чье замечание разожгло дискуссию, словно говорил ей: «Получила!?» Она совершила ошибку. Небольшую, но этого было достаточно. Она фыркнула.
Лицо Уайтлоу застыло. Я еще не видел его таким гневным. Он спокойно сказал: – А знаете мое мнение? Если бы вы стали шлюхой, то наверное умерли бы с голоду.
Никто не засмеялся. Не осмелился.
Уайтлоу низко склонился к ней, его лицо было лишь в нескольких дюймах от ее лица. Сценическим шепотом он сказал: – Вас отвергли бы. Вы позволили себе превратиться в эгоцентричное, себялюбивое, избалованное отродье – сосредоточенную на себе, пустоголовую раскрашенную курочку. Вы думаете, что
