комната, такая же пустая. Однако, вонь перезрелого здесь была сильнее, я решил не спускаться. Кроме того, я не видел как оттуда легко выбраться.
Другая дыра была больше похожа на колодец. Она уходила прямо вниз и исчезала во тьме. Может, туалет? Может быть, воняло похоже. Я не знал, какой помет оставляют кторры. Я начал осознавать, что кое-что обязан был бы знать, но не знаю.
Последняя дыра было с яйцами.
Она находилась напротив задней стены и было полна ими. Это были блестящие штуки, каждая размером с теннисный мяч, глубоко красные и омытые молочно-белой тиной, делавшей их жемчужными. Наверное, там были сотни их – интересно, как глубока дыра? Она была совершенно круглой, шириной около двух метров, глубина, наверное, как у других, уровень яиц доходил почти до края, их можно было достать рукой.
Поэтому я совершил глупость.
Я положил факел. Отстегнул баллоны и снял их. Потом сел на пол, свесил ноги в дыру и начал спускаться.
Но не рассчитал и соскользнул. Я съехал в яйца, это напоминало падение в желе с устрицами. На мгновение я подумал, что поскользнусь и повалюсь в них лицом, но зацепился за стену. Потом меня затошнило. Горло перехватило, я быстро – и болезненно – сглотнул, чтобы удержаться от рвоты.
Я стоял в красно-белой скользкой гадости до колен.
К счастью, яйца были достаточно свежими. Не думаю, что я смог бы стоять в них, если б оказался в эмбрионах кторров. Осторожно – я не мог двигаться слишком резко, ибо стоял нетвердо – я собрал сколько смог достать еще неповрежденных яиц, сунул их в пакет, а пакет в сумку. Я старался опираться о стену. Ощущение от яиц было… неспокойным.
Я содрогнулся, когда наконец уперся руками в стороны и выбрался из дыры. Яйца были липкими и пахли сырой рыбой, оставленной на солнце слишком долго.
Я жестоко дрожал, когда снова влез в сбрую баллонов и поднял факел. Даже если это длилось лишь минуту, все же шестьдесят секунд – слишком долго, чтобы быть безоруженным в гнезде червей.
Я огляделся, нельзя ли взять еще образцы. Не было ничего. Только стены и глыбы кторровской жевательной резинки, а у меня уже были образцы этого. Я снова исследовал две другие дыры. Едкий запах в центре одной был сильнее, что меня удивило – мне следовало уже заметить это – но в остальном не было ничего, что я не видел.
Я вышел через левый проход. Он был идентичен правому.
Дюк стоял, ожидая меня. Он глянул на гадость на моих ногах, но ничего не сказал. Вместо этого он показал за плечо: – Пойди, взгляни в корраль. Ларри нашел что-то интересное.
Не думаю, чтобы мне хотелось. Я вспомнил, что было в этом загоне неделю назад.
Но кивнул и двинулся.
Загон напоминал большой корраль для скота на Диком Западе и был десяти метров диаметром, только круглый. Стены около трех метров высотой и наклонялись внутрь, словно это неоконченный купол. Материал тот же, что и в гнезде, но толще и темнее. Такие же темные растения вокруг основания – похожие на плющ и базилик. Я упаковал парочку поменьше в качестве образцов; базилик был из тех, что имел перенасыщенно-сладкий запах. Листья плюща были навощены и на ощупь липкими.
В стене корраля отверстий не было. Вместо этого к одной стороне вел крутой скат и продолжался на другой, он был похож на грубую качальную доску, доходящую до центра корраля. Ларри сидел наверху. Он помахал, увидев меня: – Влезай.
Скат был крутым, покрытым поперечными ребрами. В общем, не совсем приставная лестница и не совсем ступеньки, а нечто среднее. Хотя я все же использовал руки, карабкаться было легче, чем я ожидал.
– Что ты скажешь на это? – спросил Ларри, указывая вниз.
Я осторожно выпрямился, убедившись, что нахожусь в равновесии, прежде чем взглянуть. Даже так, я был поражен, и Ларри схватил меня за руку, чтобы удержать.
Внутренность загона была кишащей массой насекомых. Или если не насекомых, то чем-то очень похожим на них. Они были громадные, большинство почти в полметра длиной, хотя некоторые еще больше, черные и блестящие. Тела гибкие и сочленялись чем-то вроде металлической проволоки. На каждом насекомом бахрома из сотен мелькающих ног. Они двигались по затененному полу, вертясь и кружась, как вихрь металлических осколков.
– Десятиножки, – сказал Ларри. – Гигантские десятиножки.
– Тысяченожки, – поправил я.
Он пожал плечами, ему было все равно. – Ты видел похожих прежде?
Я покачал головой. Пол корраля бурлил. Создания не обращали внимания друг на друга. Они бегали взад-вперед по грязи или сворачивались в клубки. Они карабкались по телам других или просто стояли и судорожно дергались. Или исследовали края – некоторые методично проедали стену.
– Смотри, они убегают, – сказал я.
Ларри покачал головой: – Понаблюдай.
Я понаблюдал. Одна из самых больших тысяченожек, около метра длиной, похоже, была близка к прорыву. Она находилась почти прямо подо мной и мстительно жевала; звук был скрипучий, гнусная смесь хруста, шкворчания жира и звука давленых лампочек. Внезапно она остановилась и отбежала. Пошевелила антеннами, словно в смущении, и начала бесцельно двигаться, пока не подошла к другой секции стены. Осторожно попробовала ее. Через мгновение начала жевать снова, хотя и не так усердно, как прежде.
– Что произошло?, – спросил я.
Ларри показал: – Она проела насквозь.
Я поглядел пристальней. Там, где жевала тысяченожка, осталась крошечная черная дырочка. Темная смолистая субстанция сочилась из нее. – Стена двойная, – сказал Ларри. – А внутри что-то, что им не нравится.
Я молча кивнул. Везде по краям другие тысяченожки повторяли спектакль первой, и множество других дырок с затвердевшими пробками той же высохшей смолистой субстанции удостоверяли упорство тысяченожек.
– Я не знал, что десятиножки вырастают такие большие, – сказал Ларри.
– Они не вырастают, – ответил я, внезапно вспомнив кое-что из моего оборванного чумой курса энтомологии. – И у них не бывает четырех антенн. Их рты не оформлены, как миниатюрные мусоросборщики, глаза не такие большие, и они не растительноядны, они вообще не должны есть эти стены. Это не тысяченожки.
Ларри пожал плечами. – Ну, если нет, то эти штуки появились с кторрами.
– Я не знаю, что это, – сказал я. – Я не видел раньше ничего даже похожего на них. У настоящих тысяченожек не бывает так много ног и членистого тела.
Посмотри, как они сегментированы – и что это за горбы под глазами? И что они делают здесь?, – я показал на загон.
– Разве не очевидно? Это кладовая кторров. Они похожи на их свежую еду. Они держат их в коррале, пока не проголодаются. Смотри, – он снова показал. – Видишь? Кто-то уже слегка закусил.
Я увидел кучу пустых панцирей и разъятых члеников тел. Я подавил дрожь – тысяченожки были ничем иным, как едой кторров. Они были живым ланчем с планеты Кторр! – Эй! Эти штуки тоже внеземные! Их привезли кторры! Я пойду и поймаю несколько!
Он уставился на меня: – Ты сбрендил?… Они могут быть людоедами.
– Сомневаюсь, – сказал я. – Если б были, не жевали бы дерево. – Для моих ушей это звучало хорошо.
– Они могут быть ядовитыми…
Я снова покачал головой. – Растительноядные никогда не бывают, им этого не надо.
– Откуда ты знаешь, что они только растительноядны? У них может быть вкус и к мясу.
Это заставило меня запнуться – но не надолго. – Есть только один способ узнать.
Помоги мне спуститься.
Он упрямо сжал челюсти: – Нет.
