правительство не может быть справедливым для каждого. Не может. Лучшее, что можно сделать, обращаться с каждым одинаково несправедливо.
Стоящая в аудитории проблема решилась окончательно, когда Джон Хабр понял, что кейси не являются неделимыми. Тридцать шесть студентов, каждый из которых уплатил один кейси налогов, получили по девяносто четыре цента. Осталось двадцать восемь центов. Уайтлоу начал совать их в карман, но Хэнк Челси быстро сказал: – Извините, но это национальное богатство. Мы выберем кого-нибудь, сохранять его, если вы согласны.
Уайтлоу передал их с улыбкой. – Вы научились, – сказал он.
26
– Хорошо, – сказал Уайтлоу. – Очевидно, в нашем маленьком экзерсисе заключен смысл. Нет, опустите руки. Я скажу это явным образом. Не существует такой вещи, как правительство.
Он оглядел аудиторию. – Вот в чем дело. Покажите мне правительство. Покажите мне хоть какое-нибудь правительство. – Он снова жестом опустил наши руки: – Забудьте. Вам не удастся. Вы сможете показать некоторые здания, некоторых людей, некоторые правила, записанные на бумаге, но не сможете показать правительство. Потому что такой вещи нет в физической вселенной. Это просто нечто придуманное. Оно существует, только если мы согласны, что это так. Вы только что доказали это сами. Мы согласились, что нам нужен персонал управления, и мы согласились принять некоторые правила, как именно следует управлять. Эти соглашения и есть правительство. Ничего более.
Сколько власти получает правительство зависит от того, сколько соглашений установлено. Если согласно достаточно много народа, мы можем построить несколько зданий, нанять некоторых людей для работы в них и для выполнения наших соглашений. А теперь вопрос: как вы узнаете, является ли что- нибудь делом правительства или нет – то есть, делом людей, которых мы наняли работать в наших зданиях и исполнять для нас наши соглашения? Как они узнают, чем управлять? Где критерии?
Нет, опустите руки. Это слишком просто. Лицо, место или вещь находятся в юрисдикции правительства, если они нарушают правительственные соглашения. Если не нарушают, то не находятся.
Правительство не управляет людьми, которые придерживаются соглашений. Они не нуждаются в управлении. Они являются ответственными. Делом правительства является управление теми людьми, которые нарушают соглашения. Вот и все. Все правительства содержат людей управления, чтобы придерживаться соглашений, особенно теми, кто управляет.
Уайтлоу задумчиво двинулся в конец комнаты. Он словно медленно рассуждал вслух:
– Далее, управление есть принятие решений, правильно? Кто-нибудь не согласен?
Так, вопрос вот в чем: где руководящая линия, по которой руководители принимают свои решения? Где мерная палочка? – Он оглядел нас.
Марсия или кто-то другой: – Соглашения, конечно. Правила.
Уайтлоу фыркнул: – Ничего подобного. Правила являются просто контекстом, это санкция на решения. На самом деле история нации делается мужчинами и женщинами, которые не придерживаются правил. История – это список тех, кто нарушает соглашения.
Каждый раз, когда соглашения нарушаются, личность, ответственная за эти соглашения, тоже проходит проверку. Итак, что же эта личность использует в качестве руководящей линии, особенно, когда не существует руководящих линий?
Где источник выбора этой личности? – Уайтлоу сунул руки в карманы пиджака и медленно повернулся, убеждаясь, что мы все внимательно слушаем. Заговорил он низким и тихим голосом: – Истина в том, что абсолютно каждый отдельный выбор – есть отражение целостности индивидуума, делающего его.
Вы, наверное, захотите отметить: все, что мы делали в нашей стране, все, что мы натворили – хорошего или плохого – почти за два с половиной века, было сделано из-за отсутствия целостности, или недостатка единства людей, подобных нам, которые должны были принимать решения и быть ответственными за них, особенно когда они знали, что эти решения будут непопулярными.
Я ожидал, что за этим последует. Он вернулся, сел за свой стол, глядя на нас с предвосхищающим выражением лица.
– Были ли Московские соглашения справедливыми?, – отрывисто спросил он.
Класс разделился. Некоторые думали, да, некоторые – нет. Большинство колебалось.
Уайтлоу сказал: – Что ж, посмотрим на это с точки зрения остального мира. Как мы выглядим для них?
– Мы являемся домом свободы, страной храбрости – все беженцы стремятся сюда, – сказал Ричард Кхам Туонг. У него были миндалевидные глаза, коричневая кожа и вьющиеся светлые волосы. Он произнес это с гордостью. – Люди приезжали сюда за свободой. Мы – источник надежды.
– Ага, – сказал Уайтлоу неубежденно. Он поднялся и небрежно встал напротив Ричарда Кхам Туонга: – Позвольте мне привести немного статистики. Половина населения мира ежедневно ложится спать голодными. На этой планете почти шесть миллиардов людей, но только триста миллионов имеют счастье жить в Соединенных Штатах, потребляющих ежегодно одну треть ресурсов планеты. Кстати, большую часть прошлого века эта доля была близка к половине. Вы думаете, это справедливо?
– Э-э…, – Ричард понял, что вопрос риторический и сделал единственное, что мог. Он сел.
– Или позвольте по-другому, – продолжал Уайтлоу. Он просто насмехался над Робертом, мы все поняли это. – Предположим мы заказали пару пиццы на класс.
Получится двадцать два очень тонких ломтика пиццы, достаточно, чтобы каждому хватило на один укус. Но когда она появляется, я беру пятнадцать ломтиков себе и заставляю вас воевать за то, что осталось. Это справедливо?
– Риторический вопрос, сэр. Очевидно, это не справедливо.
– Ну и что, вы думаете, мы должны с этим делать?
– Все, что можем, мне кажется.
– Хорошо. Посмотрим. Вы согласны отдать всю свою одежду, кроме той, что на вас?
Вы согласны жить на одну чашку риса с бобами в день? Вы согласны отдать свой автомобиль? И всю электроэнергию? Потому что надо сделать именно такое жертвоприношение, каждому простому американцу следовало бы отдать гораздо больше, прежде чем мы смогли бы начать выплачивать долги другим нациям. Вы готовы согласиться с подобным?
В аудитории стояла тишина. Никто не хотел принять такое первым.
– Все прекрасно, – ободрил Уайтлоу. – Вы должны были заметить, что я совсем не готов голодать.
– Окей, так мы эгоистичны – в этом суть?
– Именно в этом. Вот так мы выглядим для остального мира. Как свиньи. Богатые, толстые и эгоистичные. Вернемся к аналогии с пиццей. Здесь сижу я с пятнадцатью ломтиками. Вы позволите мне уйти с ними?
– Конечно, нет.
– Так вы считаете, что справедливы, ограничивая меня?
– Конечно.
– Хорошо, теперь вы понимаете часть предпосылок Московских договоров. Да, была война, и Московские соглашения были следствием этого. Очень большая их часть была следствием представления, что Соединенные Штаты эгоистичны с мировыми ресурсами.
– Подождите, – сказал Пол Джастроу. – Это только в глазах других наций.
Существуют аргументы и другой стороны, не так ли?
– Не знаю, – невинно сказал Уайтлоу, его голубые глаза искрились. – Существуют?
Скажите мне.
Пол Джастроу сел, нахмурившись. Ему надо было подумать.
Джой Хабр поднял руку: – Сэр, я прочел где-то, что проблему, с которыми Соединенные Штаты сталкивались большую часть своей истории, были проблемы успеха, а не неудачи.
– Уточни?
– Ну… я имею в виду, э-э, я надеюсь, что понял это правильно. Статья говорила, что размер успеха пропорционален величине вложенной энергии, и что все технологические прорывы, случившиеся в нашей стране, могли произойти только из-за громадного объема ресурсов, доступных для решения проблемы.
– И?…
