– Ты не знаешь? Миллион кейси за каждого убитого кторра. Десять миллионов – за живого. Ты теперь миллионер. Дважды. Я подписал тебе второй чек. Теперь я взял некоторую ответственность за агентство. Вот почему разговор вели ты и я.
– О! Теперь вы – мой командир?
– Скажем просто, что я твой, э-э, связник.
– С кем?
– Тебе нет необходимости знать имена. Это люди, которые работали с дядей Айра.
– Люди, решившие, что я должен быть убит?
Фромкин выдохнул с тихой досадой. Он положил руки на колени и собрался.
Посмотрел мне в глаза и сказал: – Тебе надо кое-что понять. Да, предполагалось, что ты умрешь. Люди, на которых ты работал, приняли такое решение.
– Любезный народ, – сказал я.
– Ты был бы удивлен.
– Извините, но, похоже, это не те люди, на которых я хотел бы работать. Может, я и дурак, но не до глупости.
– Это еще поглядим. – Фромкин спокойно продолжал: – До вечера субботы, все, что можно было сказать о тебе – пассив. Никто не думал, что ты завалишь кторра.
Сознаюсь, я все еще удивлен, но раз ты сделал это, ты перестал быть пассивом и начал быть героем. Теперь ты актив, сынок. Субботние фотографии продемонстрировали, что человеческое существо может остановить кторра. Миру необходимо знать это. Ты стал весьма полезным орудием. Мы хотим использовать тебя – если ты хочешь быть использованным. Ранее принятое решение теперь недействительно. Можешь поблагодарить Динни за это. Она предоставила тебе достаточно времени, чтобы мы смогли прийти к такому выводу. Хм, – добавил он, – нам стоит завербовать и ее.
Я не знал, чувствовать ли облегчение или гнев. Я сказал: – И это все, что я есть? Орудие? Можете передать им, что я благодарен. Надеюсь, что когда-нибудь сделаю для них то же самое.
Фромкин уловил сарказм. Кивнул раздраженно: – Хорошо. Ты предпочитаешь быть правым. Ты предпочитаешь упражняться в своей правоте.
– Я злюсь!, – закричал я. – Мы говорим о моей жизни! Для вас это маловажно, но быть съеденным кторром могло бы испортить мне целый день!
– Ты имеешь право на гнев, – спокойно сказал Фромкин. – На самом деле, я бы встревожился, если бы ты не злился, но то, что тебе надо получить с помощью гнева, не относится к делу. Твой гнев – это твое дело. Для меня это ничего не значит. И как только ты справишься с ним, то сможешь получить работу.
– Я не уверен, что хочу эту работу.
– Ты хочешь убивать кторров?
– Да! Я хочу убивать кторров!
– Хорошо! Мы тоже хотим, чтобы ты убивал кторров!
– Но я хочу доверять людям позади меня!
– Джим, перестань воспринимать это персонально! Любой из нас, все мы, будем пущены в расход, если это приведет остальных ближе к цели устранения заражения.
Сегодня наша задача – сопротивление каждой личности, которая не видит, что проблема кторров перевешивает все, и особенно тем, кому вверена ответственность справляться с обстоятельствами. Они стоят на нашем пути. И если они загораживают нам путь, то будут устранены с него. Поэтому не стой на пути. А если стоишь, не воспринимай персонально.
– Мне кажется, все это даже более ужасно, – сказал я. – Чистейшее бездушие.
Но Фромкина это не произвело впечатления: – О, я понимаю, твои идеалы важнее, чем победа в войне. Слишком плохо. Знаешь, как кторры называют идеалиста? Ланч.
Я глянул не его форму: – И это – просвещенная позиция?
– Да, – ответил он. И не стал распространяться.
Я сказал: – Вы все еще не ответили на мой вопрос.
– Извини. На какой?
– Каково оправдание – желать моей смерти тоже?
Фромкин пожал плечами: – В то время это казалось хорошей идеей.
– Прошу прощения?
– Ты был похож на пассив, вот и все. Говорю тебе, не воспринимай персонально.
– И это все?
– У-гу, – кивнул он.
– Вы хотите сказать, что просто спокойно решили – пусть будет так?
– Ага.
Я не мог поверить. Я начал возбужденно бормотать: – Вы хотите сказать, что вы – и полковник Валлачстейн – и майор Тирелли – просто спокойно уселись и решили послать меня на смерть?
Он ждал, пока я закончу. Пришлось ждать долго. Потом он сказал: – Да, в точности так и было. Спокойно и без эмоций. – Он встретил мой яростный взгляд без всякого стыда. – Та же спокойно и без эмоций мы решили выпустить кторра в зале полном нашими коллегами. Как спокойно и без эмоций Дюк решил управиться с девочкой в коричневом платье. Да, об этом я знаю тоже. – Он прибавил: – И так же спокойно и без эмоций ты решил управиться с Шоти и четвертым кторром. Здесь нет разницы. Джим. Просто мы отбрасываем истерию и драму. Но с другой стороны, нет разницы, Джим, в том что делали мы, и в том что сделал ты.
Ты взял на себя ответственность, когда впервые взял в руки огнемет. Истина в том, что вещи, которые мы делаем и которые тебе не нравятся, на самом деле те же, которые делаешь ты и которые тебе не нравятся. Правильно?
Мне пришлось признать это.
Я кивнул. Неохотно.
– Правильно. Так дай перерыв людям вокруг тебя. Здесь не легче. Нам просто не нужны драматические вопросы. Поэтому можешь избавить меня от своей проклятой правоты! Если б я хотел быть побитым, я мог бы устроить это гораздо основательнее, чем ты! На самом деле уже устроил. Я знаю аргументы и, наверное, получше твоих! Думаешь, я сам не гулял несколько раз в тот лесочек?
– Я слышу, – сказал я. – Это просто… Ненавижу, как со мной обращаются.
– Я уловил, – сказал Фромкин. – И это можно понять. Суть дела в том, что агентство задолжало тебе несколько дюжин извинений, мы должны тебе больше, чем сможем заплатить. Но разве от этого что-нибудь меняется? Или дает нам время для решения более важных проблем?
Я перестал подпитывать свой гнев на достаточно долгое время, чтобы рассмотреть его вопрос. Нет, от этого ничего не менялось. Я снова посмотрел на него: – Нет, не дает.
– Правильно. Что мы делаем – плохо. Ты знаешь это. Мы знаем это. Мы думаем, что это необходимо, и суть дела в том, что мы не ожидали нашего разговора. Но сейчас мы ведем его и я ответственен за то, чтобы очистить наслоения, поэтому рассматривай, что я сейчас скажу, как благодарность за вклад, который ты сделал. Внимание! У меня есть для тебя работа.
– Что? – Я сел в посели. – Вы так благодарите меня?
– Именно. Вот так мы благодарим тебя. Мы даем тебе другую работу.
– Большинство людей по меньшей мере сказали бы вначале: молодчага, ты поступил хорошо!
– О, – сказал Фромкин, – хочешь, чтобы я вначале погладил тебя и почесал за ушами?
– Ну, нет, но… -… но да. Слушай, у меня нет времени рассказывать, как ты чудесен, потому что ты в это все равно не поверишь. Сейчас я умерю твою чудесность, чтобы ты больше не волновался о ней. Готов? В том, что ты сделал, есть ли разница для планеты?
Вот масштаб, которым измеряется твоя ценность. Понял?
Я кивнул.
– Хорошо. У нас есть для тебя работа. Агенство хочет послать тебя работать. Это говорит тебе о чем- нибудь?
– Э-э, да. Говорит, – сказал я. Я поднял руку. Мне нужно было время обдумать. Я хотел выразиться ясно. – Слушайте, мне кажется, что один из нас должен быть дураком, а я знаю, что вы – не дурак. И я не
