– Для меня это пустой звук. Я никогда не трахался с другими полковниками.
– Ты хочешь, чтобы я подождала, пока ты это сделаешь?
– Нет, я хочу, чтобы ты ответила на вопрос.
– Какой вопрос?
– Которого ты пытаешься избежать. Чего ты не хочешь говорить? Я признался, теперь твоя очередь.
Она увидела, что я не шучу, и ее глаза стали печальными.
– Я тоже люблю тебя.
– Правда?
– Угу.
У меня от изумления открылся рот. Она взяла меня за подбородок и закрыла его.
– Правда, – прошептала она.
– Я… я… – Теперь наступил мой черед волноваться. Рот снова открылся, и оттуда выскочило: – Почему?..
– Убей меня, но если бы мне требовался любовник, то, вероятно, хуже тебя не найти.
– Спасибо.
– Нет, слушай. – Она прижала палец к моим губам. – Джим, ты один из самых сердечных, самых искренних и самых преданных мужчин, которых мне доводилось встречать…
– Но?
– Никаких «но». Именно твоя искренность и преданность постоянно доставляют тебе столько несчастий. И я знаю, что хлебну с тобой горя.
– Я не просил тебя влюбляться.
– Ну и что? Я тоже не просила тебя влюбляться, однако ты влюбился. – Ее голос был печальным. – Вот к чему мы пришли.
– Ладно, не расстраивайся ты так. Я слышал, что, когда два человека влюбляются друг в друга, получается очень радостная штука.
– О да. Я просто забыла. – Она улыбнулась. – Хочешь, еще потрахаемся?
Я не мог удержаться от смеха, – Я люблю тебя и соглашусь со всем, что придет тебе в голову.
– Неужели? Могу я дать волю рукам? Она дала им волю.
– Да?
Я опустил глаза.
– Я обдумываю ответ.
Она проследила за моим взглядом.
– Мне нравится твой ответ.
– М-м, нравится?
– Я склоняюсь к этому.
– Ну, тогда я склонен поторопить события… Телефон прервал наш смех. Мы дружно выругались: – Дерьмо!
– Подожди минуту, – сказала Лиз. – Попробую дотянуться до него…
– Я буду двигаться с тобой.
– Не думаю, что у нас получится.
– Получится. Двигай свою…
– О черт. Ладно, мы пытались… – Она откатилась от меня и схватила с ночного столика телефон. – Тирелли слушает.
Ее лицо затуманилось.
– Повторите… Зачем? – спросила она с досадой. – Ладно, я буду здесь. Да, возможно, всю ночь. Спасибо. – Она выключила телефон.
– Кто это был?
– Диспетчерская. – Она не прижалась ко мне снова. Я убрал руку с ее плеча. Она вдруг стала маленькой и грустной. Вздохнув, она сказала: – Они разозлились. Я отключила свой бипер, а меня искали. – Она легла лицом ко мне, но ее глаза были где-то далеко. Она потерла нос. – Они приказали, чтобы я оставалась здесь, но не объяснили зачем.
Я ничего не ответил, просто ждал. Здесь было что-то еще.
Она похлопала меня по спине.
– Думаю, я могу. Давай? – Ее голос помягчел. – Мне кажется, мы можем что-нибудь придумать, правда?
– Как насчет того, чтобы я просто обнял тебя?
– Хорошо бы.
Мы замолчали. Все остальное было не важно. Это могло и подождать.
У нее была гладчайшая кожа.
Прикасаться к ней – наслаждение.
Я почувствовал себя юношей по имени О'Квинн, которого очень тревожило, есть ли отверстие в коже…
Спустя некоторое время я снова рассмеялся.
Лиз приподнялась на локте, другой рукой убирая волосы с лица.
– Что?
– Лимерики.
– Лимерики?
– Ага, лимерики.
Она недоуменно моргнула.
– Мне говорили, Джим, что ты ненормальный, но…
– Все правильно. Я ненормальный. Полностью затраханный. Я слышу голоса и галлюцинирую с тех пор, как три года назад на меня упал червь.
– Но тогда все сошли с ума. Это нормально, а потому не может служить оправданием. Почему лимерики?
– Сам не знаю. Я просто думаю лимериками. Она схватила мою руку и заломила назад пальцы.
– Почему сейчас?
– Ой! Хорошо, хорошо. Я вспомнил тот, что сочинил о тебе.
– Ты сочинил обо мне лимерик?
Я пожал плечами, испытывая нечто вроде смущения. – Да.
– До сих пор еще никто не посвящал мне стихи. – Лиз нагнулась и поцеловала меня.
– Мне кажется, что сначала ты должна послушать, а уж потом благодарить.
– Здравая мысль… – Ее глаза затуманились. Она подозрительно нахмурилась. – Что ж, давай послушаем твой лимерик.
– Ладно, только потом не говори, что я тебя не предупреждал.
Она снова заломила мне пальцы. Я зачастил:
– Почему на карнизе? – удивилась Лиз.
– Я не объясняю – просто сочиняю. Она хмыкнула.
– Почитай еще.
– Ладно.
Я прочитал о Чаке, который утку любил – такой был чудак, жареную и отварную, а больше всего заливную – и слезть с нее не мог никак.
Лиз посмотрела на меня пустым взглядом.
– Я не поняла.
– Ну, слезть с утки. Понимаешь, как в той шутке: «Ты можешь отпустить медведя?» – Ну?
– «Могу. Только он меня не отпускает».
– О. Это мило.
