равносильно политической смерти. Однако на этот раз Белов и Набиев возвращаются без наказаний. Им не объявлено было даже партийного выговора. Набиев по приезде действует единственным возможным после случившегося образом: он предлагает Бобосадыковой уйти в отставку. В ответ – звонок из Москвы с окриком «Не трогать!» Звонит все еще всемогущий Зимянин, секретарь ЦК КПСС. Набиев отказывается выполнить директиву Москвы и повторяет свое предложение Бобосадыковой. В ответ – звонок еще более всемогущего по тем временам Лигачева. И вновь отказ Набиева выполнить указание. И тогда – третий звонок. Железный голос второго секретаря ЦК КПСС одергивает таджикского «фрондера». Произносится сакраментальная фраза: «Это личное указание М.С.Горбачева». И Набиев уходит на пенсию.
Вместо него приходит Махкамов. Казалось бы, ходжентская группа сохраняет позиции. Но на деле ей нанесено тяжелое поражение. В обмен на сохранение за собой первого поста в государстве она вынуждена отдать памирцам и гармцам уж не только весь Потребсоюз целиком, «снизу доверху», но и Министерство внутренних дел. Произошло сосредоточение в одних руках торговых денег и так называемой «группы прикрытия». Пост министра внутренних дел получает ставленник памирской группы Навджуванов. Торговля теперь может действовать с развязанными руками. Она прикрыта милицией.
С этим переворотом совпадает еще более резкое становление параллельного ислама. Путь от митинга муллы Абдулло в 1976 г. до февральских событий 1990 г. – это путь от первых робких поползновений теневого политизированного ислама к его почти всеобъемлющему господству. И большая часть пути пройдена за счет поддержки определенной партийной группой, которой очевидно и недвусмысленно оказывала помощь Москва.
К этому же времени (1989 г.) приурочены амнистии уголовных и политических преступников, которые возвращаются в Таджикистан и оказываются «при деле». Здесь же, и пока на третьих ролях, новоявленные демократы, кричащие о том, «как нас грабят русские». Зачастую на одной улице, а то и в одной махалле возникает несколько мечетей. Руководят ими, повторяем, люди, не утвержденные Казиятом. Всякая попытка посягнуть на их авторитет наказывается оплачиваемыми силовыми подразделениями, прообразами будущих «эскадронов смерти». МВД и КНБ парализованы. И этот паралич не случаен.
Пришедший вместо Белова П. Лучинский завершает разгром кадров при попустительстве Махкамова и… исчезает из республики незадолго до февральских событий. Кстати, именно Лучинский блокировал любые поползновения остановить антирусские настроения в республике. О мотивах деятельности Лучинского и о его кадровых назначениях можно было бы написать отдельную статью.
Поводом к событиям февраля 1990 г. является пущенный кем-то слух о том, что горисполком Душанбе выдает квартиры армянским беженцам. Расследование показало, что ни одной квартиры выдано не было, а речь шла всего лишь о 47 семьях, приехавших к своим родственникам и нигде не заявлявших о своих претензиях на жилье.
Так называемые исламские фундаменталисты, так называемая демократическая молодежь и преступный мир – вот три силы, организовавшие душанбинский мятеж. Управлял мятежом председатель Верховного Совета Паллаев, и это доказанный факт. Бобосадыкову предусмотрительно отправили на повышение в Москву в общество «Знание». В дальнейшем она сдает партбилет, становится демократкой и получает «теплое место» в ЮНЕСКО. Такое завершение карьеры, как говорится, расставляет точки над «i».
В ходе событий 12-13-14 февраля (ввод войск осуществлялся поздно вечером 13-го) все стало ясно. Созданный «Комитет 17-ти» должен был управлять республикой. Он выразил недоверие К.Махкамову и И.Хаееву [67] и… благословил кандидатуру Г.Паллаева.
Многие элементы многолетней таджикской игры в этот момент замкнулись. А ведь многое остается в тайне и по сию пору. Человеком, действительно проникшим в те дни в глубь интриги, был, безусловно, Махкамов. В феврале ему стало ясно слишком многое. Он стал «персоной нон грата», и его надо было убрать.
Это было сделано с помощью изящного хода. Против Махкамова выдвинули Набиева – надежный, обиженный, партийный, ходжентский, проверенный кандидат. Его кандидатуру поддерживали демократы, делая из него чуть ли не бога таджиков. Набиева поддержали, не понимая, что речь идет уже о сломленном человеке.
Первые шаги Набиева уже были шагами в пропасть. Именно он укреплял позиции демпартии, «Растохеза». И главное, именно он признал ИПВ. Контроль над газетами и электронными средствами массовой информации был утерян, были освобождены главари февральских событий, в том числе и люди, совершавшие в феврале тяжелые преступления. Набиев заискивал перед теми, кто хотел его уничтожить. Один из таких опекаемых им исламистов мулла Абдугафор как раз и издевался над Набиевым в тот момент, когда тот был захвачен так называемой оппозицией. Набиев шел к пропасти и вел к пропасти всю республику.
Хроника гражданской войны
Представители МВД, встретив нас, начали с самого наболевшего. «Поймите, – сказали они, – поймите и объясните другим: здесь идет гражданская война, настоящая крупномасштабная гражданская война, и надо исходить из этого. И принимать соответствующие решения».
Необходимо восстановить хронику событий. Детонатором безусловно послужили демократические акции в Москве после 21 августа 1991 г.
В сентябре 1991 г. таджикские союзники победивших демократов Москвы решили действовать. Власть ходжентского клана должна была быть скинута. Слишком сильно связанный с «красной» Москвой, этот клан должен был теперь, по замыслу его оппонентов, пасть под напором антикоммунистических сил. Но клан оказался устойчивым, и вместо того, чтобы «пасть ниц» после августа 1991 г., ходжентцы даже перешли в наступление.
В сентябре того же 1991 г. им удалось отправить в отставку спикера парламента К.Аслонова – выходца из гармского района. Кресло спикера со времен Паллаева (к тому времени благополучно пересевшего на более безопасные посты в международные организации), как уже указывалось, принадлежало даже в коммунистическую эпоху гармско-памирской группе. Потерять его теперь, после краха коммунистов в Москве, значило обесценить многолетнюю борьбу с коммунизмом.
В ответ на ходжентский выпад в сентябре того же 1991 г., еще до выборов президента (которые произошли в ноябре!), гармско-памирская группа организовала свой первый мощный митинг на площади Озоди. Митинг проводился ИПВТ. «Демократическая партия» легитимировала деятельность ИПВТ в глазах Запада. Российское телевидение назвало этот митинг «митингом демократических сил Таджикистана». Был сброшен памятник Ленину. Произошло дальнейшее объединение гармско-памирской группы. Лидером объединенных сил на президентских выборах стал Давлат Худоназаров – режиссер, человек, близкий к кругам исмаилитского лидера Ага-Хана в Лондоне, политический деятель, опекаемый Яковлевым и Горбачевым, якобы обеспечивавший стабильность жаркой осенью 1992 г., а на деле дирижировавший политическим геноцидом в республике.
Давлата Худоназарова поддержала Москва. Вообще Москва заняла весьма «причудливую» позицию. Видимо, сброс памятника Ленину произвел столь глубокое впечатление на Велехова, Попова, Собчака и других, что все остальные компоненты политического процесса отошли для них на задний план.
К примеру, Шодмон Юсуф, ныне находящийся в Афганистане, бывший преподаватель марксизма-ленинизма и парторг Академии наук, руководитель кровавой организации «Наджоти Ватан» («армия национального спасения»), говоривший о том, что «русские – это наши заложники», взявший в качестве заложников целую русскую школу, террорист и убийца, нашел убежище в России после разгрома так называемых исламистов, получил поддержку не только Собчака, как мэра Санкт-Петербурга, но и более высоких официальных инстанций России, смотревших сквозь пальцы на его «шалости».
Но если этот человек – друг наших демократов, то могут ли они, защищая его, одновременно выступать теперь в роли защитников русских парней в Таджикистане? Позиция более чем двусмысленная.
