Однако вернемся к событиям в Душанбе.
24 ноября 1991 г. состоялись выборы президента.
Сложение гармских и памирских сил дало их кандидату Давлату Худоназарову всего лишь 30% голосов избирателей. Не помогла и Москва. Рахмон Набиев получил 57%.
Мы уже указывали выше, что такая победа Набиева была результатом сложных политических переговоров и президенту пришлось оплачивать эту победу такими хотя и не кадровыми, но принципиально значимыми для завтрашнего дня политическими уступками, которые и привели его к гибели. Говоря шахматным языком, из уступки качества в дебюте и размена фигур в миттельшпиле следовал неизбежный проигрыш. Но пока ходжентцы торжествовали. А памирцы и гармцы, как говорится, «посыпали голову пеплом».
В самом деле, президент был «чужой», да еще и «всенародно избранный», – что может быть хуже? Да вдобавок заветное кресло спикера тоже не было захвачено после сентябрьского митинга демократов Таджикистана на площади Озоди. Полный проигрыш!
Вдохновленные победой Набиева, ленинабадцы провели на пост руководителя Верховного Совета Сафарали Кенджаева, молодого политика центристской ориентации, лидера ягнобцев – малочисленной общины, проживающей все в той же Ленинабадской области, человека, не обремененного, в отличие от Набиева, многосторонними предвыборными обещаниями, данными в условиях, исключавших дальнейшее неисполнение.
Итак, Набиев вынужден был в какой-то мере попустительствовать ИПВТ, будучи обязанным ей и помня свое партийное прошлое. Кенджаев, видя, к чему идет дело, занял более жесткую позицию, принимая законы, не вызывавшие восторга у ИПВТ и ее сателлитов.
Однако последней каплей, переполнившей чашу, стала трансляция по телевидению 25 марта 1992 г. заседания Президиума Верховного Совета Таджикистана, на котором Председатель ВС С.Кенджаев обвинил министра внутренних дел, памирца Навджуванова, в злоупотреблении служебным положением.
На следующий день, 26 марта 1992 г., площадь Шохидон перед зданием правительства заполнила молодежь из памирской общины. Еще через день с криками «Истефо!» («Отставка!»), обращенными к спикеру парламента, к ним присоединилась исламская и демократическая партии.
К первоначальным лозунгам добавились проиранские, а также антиленинабадские («Нет потомкам кровавого Чингисхана в руководстве Таджикистана!»).
20 апреля открылась XIII сессия Верховного Совета. На ней было решено оставить Кенджаева спикером. Тогда в ночь с 21 на 22 апреля здание парламента было окружено вооруженными отрядами оппозиции. 22 апреля Кенджаев ушел в отставку, а членами Президиума Верховного Совета стали Казиколон республики (высшее должностное лицо ислама) А.Тураджонзода и некоторые другие деятели оппозиции. Тураджонзода, скрытый дирижер шохидонских событий, уже не скрывал своего ликования. Он сказал в телеэфире на всю страну Искандарову, бывшему Председателю облисполкома ГБАО (наконец-то – памирцу!), занявшему место Кенджаева: «Не садись в это гнусное коммунистическое кресло. Оно изгажено твоими предшественниками. Мы сделаем тебе другое кресло». И на манер своих московских единомышленников он поднял два пальца вверх, демонстрируя этим «Victoria!» («Победа!»). Как ни странно, именно этот жест и эти слова взорвали Куляб. Слишком откровенно и цинично была явлена подоплека происходившего.
В ответ на решение об отставке Кенджаева в ночь на 23 апреля 1992 г. кулябцы прибыли в Душанбе. Они заняли площадь Озоди, на которой в сентябре 1991 г. митинговали их оппоненты, ту самую площадь, где произошло первое в истории Средней Азии свержение памятника Ленину. На двух площадях одной и той же улицы Рудаки, в пятистах метрах друг от друга, шли два митинга. Накал страстей нарастал, площади готовились к рукопашному бою. Должна была пролиться кровь, и она пролилась.
Первой жертвой стал главный редактор правительственной газеты «Садои Мардум» («Голос народа»), народный депутат М.Шералиев, убитый прямо во дворе Верховного Совета. И началось.
На следующей (XIV) сессии ВС Кенджаева восстанавливают. Это происходит 24 апреля 1992 г. В ответ оппозиция захватила телевидение и блокировала все подъезды к городу. КНБ и МВД заявили о нейтралитете. На сторону оппозиции перешел советник президента по обороне, сдав оппозиции около двухсот стволов огнестрельного оружия и 4 бронетранспортера. В результате восстановленный в должности Кенджаев через неделю снова был смещен.
В газете «Голос Таджикистана» эта политическая борьба освещалась таким образом:
– «Закончила свою работу XIV сессия Верховного Совета республики Таджикистан 12 созыва»;
– «Освобожденный на XIII и восстановленный в должности на XIV сессии Председатель Верховного Совета С.Кенджаев решением Президиума Верховного Совета вновь отстранен от этой должности»;
– «Подписаны указы президента республики Таджикистан Р.Набиева «Об образовании Национального собрания (Маджлиса) республики Таджикистан», «О возложении обязанностей Председателя Верховного Совета республики на А.Искандарова», «Об организации контрольно-пропускных пунктов на международных трассах при подъезде к городу Душанбе»;
– «Закончился продлившийся 50 дней митинг на площади Шохидон. Правительство и оппозиция пришли к компромиссному соглашению. Дальнейшее спокойствие в Таджикистане зависит от честности действий обеих сторон».
Итак, 7 мая с площади Озоди ушла кулябская группа, ушла с трудом, с боями, окруженная противниками, прорываясь через их кольца и будучи фактически преданной руководством республики.
14 мая начали рассасываться группировки с площади Шохидон.
Но что имела в виду газета под «честностью действий», остается только гадать, ибо с окончанием весеннего противостояния в Душанбе политическая борьба переместилась в регионы. Вернувшись домой, кулябцы, видевшие, что происходило на Шохидоне, знавшие о пытках в подвалах, массовых убийствах во время митинга, приняли меры. Народное сопротивление началось.
Народное сопротивление
Да, мы должны говорить именно о народном сопротивлении и анализировать произошедшее с этих позиций. О такой модели произошедшего говорит очень и очень многое.
Прежде всего панический испуг партийных элит перед «исламистским переворотом». Сколько-то тысяч честных коммунистов оставались верны своему долгу, но элита струсила и начала «годить», выжидать. Никакой контригры она не вела даже в Ленинабаде, а уж тем более на юге республики. Игры кончились, ибо запахло кровью и порохом. И на арену событий вышел простой народ и его лидеры.
Уже на Озоди стало ясно, кто становится лидерами кулябцев. Один из них, мулла Хайдар Шарифзода, выступивший против Казиколона и обвинивший его в ваххабизме, чуждом народу и исламу Таджикистана, собрал людей на площади. Говоря о том, что Казиколон оскверняет традиционные обычаи таджикских суннитов, говоря о том, что коммунист может быть правоверным, выступая против идеи «кафирства», мулла Хайдар противопоставил свой ханифизм ханбализму Тураджонзоды.
Конфликт приобрел новые очертания: не ленинабадская номенклатура выступала против гармской торговли, а народный ислам – против насильственно внедряемой антинародной саудитской версии ваххабизма. Достаточно было донести это новое измерение конфликта до исламских народов, и их симпатии уже не были бы столь отчетливо закреплены за «правоверными ваххабистами», якобы борющимися с нечестивцами. Однако эта задача не была решена. Народный мулла Хайдар собрал
