начале, что мы все-таки представляли одно из самых образованных обществ мира. Как это увязать с кажущимся окостенением и столь же кажущимся снятием разнообразия?
А вот в том-то весь вопрос и был, что попытка выстроить доминирование культуры над технологией, конечно, связана с ущербом для экстенсивных технологий, технологий, так сказать, «группы Э». Но никто не сказал, что опыт этого замедления «Э-техно-логий» не будет еще и через 20-30 лет бесценным для всего человечества. Ибо, скорее всего, придется их тормозить где-то с 2050 по 2090 годы. И тут решаться все будет исходя из потенциала интенсивных технологий иного типа – назовем их «И-технология-ми».
Знаю, что ломаю стереотипы, говоря об «интенсивности» социализма, тогда как все кричат именно о его экстенсивности. Но я-то под интенсивностью понимаю, так сказать, «производство тонких вещей», или ноосферное производство, а не производство товаров. Товар всегда экстенсивен.
И наконец, последнее. После 2090 года – что делать? Ведь нельзя же просто затягивать агонию. Дальше что? В этом смысле социализм – это «всегда неустойчивая система». И социализм будет терпеть ускоряющиеся циклические кризисы, даже возникая вновь (а в том, что он будет возникать, я уверен). До какого момента будет сохраняться такая квазиустойчивость (или квазинеустойчивость – не знаю, как это лучше назвать)? До того момента, пока не изменится сам тип научности, потому что нельзя по горизонтали устойчиво связать культуру и технологию с доминированием культуры. Можно только создать вертикальный вектор в обеих связываемых «системах» и дождаться какого-то их сращивания на другом вертикальном уровне.
Иными словами, вновь возникает вопрос, могут ли войти ценности в науку и на каких основаниях? Возможен ли новый тип научности, связанный с этими ценностями? Возникнут ли на этой основе сверхтехнологии (S-технологии)? Возможно ли преодоление экологического кризиса иначе как через S-технологии? Вот где (и вот как) вновь высвечивается проблема коммунизма! Коммунизма как прорыва в новое интеллосоциальное качество. Коммунизма как попытки создания S-технологий. Поппер это прекрасно уловил! Задача состоит именно в создании нового типа научности, связанного с включением в науку ценностей. Но я, в отличие от Поппера, говорю о наличии этой проблемы не со знаком минус, а со знаком плюс. Ибо интенсивное развитие человечества невозможно без S-технологий, а их построение, в свою очередь, возможно только на фундаменте нового типа научности. Вопрос не в том, как регулировать потребление, а в том, как прорываться в новое качество. Где действительно возможен прорыв? Вот в чем вопрос! Где мы должны погасить скорость научно-технического развития (и – как?), а где – развить высокую скорость, но уже совсем в другом направлении? По крайней мере, коммунизм задавался этими вопросами. А никаких иных поисков, адекватных масштабу проблемы, я не вижу. Место коммунизма ничем не занято. Налицо дефицит макромоделей и, главное, макроидей. Поэтому сейчас (и особенно в той ситуации, в которой мы живем!) для людей интеллекта существует особое основание к тому, чтобы не сбрасывать со счетов все, связанное с коммунизмом. В противном случае мы постоянно будем отбрасывать единственно возможный путь решения нашей суперпроблемы и заниматься поиском чего-то очень-очень пристойного и респектабельного, но столь же бесплодного.
Когда мне тычут в нос тем, что Запад развивался и интенсивно, и быстро, я просто развожу руками. Как объяснить идеологам потребления, что интенсивное техноразвитие в парадигме комфорта – это и есть рафинированная экстенсивность, основанная на инфляции издержек? Плата за техноразвитие культурой, скорость, достигнутая за счет приспособления культурного ядра к технологическим необ-ходимостям, – это гиперинфляция, концентрированное выражение философии и идеологии «Э-технологий» и «Э-технологов».
Гонка вооружений и гонка комфорта одинаково «Э-технологичны». «Не на уровне!», «отстаем!», «проигрываем гонку!» Но не содержит ли в себе эта нескоростность шанс на другой тип движения, более удовлетворяющий граничным условиям новой эпохи?
Какой мерой измеряется скорость движения, то есть то, что определяет, проигрываем мы или не проигрываем, насколько проигрываем, отстаем или не отстаем, насколько отстаем и т.д.? Этот вопрос о мере совсем не так прост, как кажется. В математике существует понятие «метрики» – способа определения расстояния между двумя точками в пространстве с большим, а иногда и бесконечным количеством переменных.
Предположим, что мы имеем дело с пространством R3, то есть пространством, где метрика задается так, как в нашем обычном пространстве. Есть точка с одними координатами, есть точка с другими. Квадрат расстояния между точками – это сумма разностей между соответствующими координатами, возведенными в квадрат. Именно так мы определяем расстояние между двумя точками в пространстве из двух или трех переменных. Но так же можно определять метрику (то есть расстояние между точками или функциями) в пространстве любой размерности, вплоть до бесконечного. Итак, пусть метрика называется L . И пусть расстояние между эффектом (функция Э) и издержками (функция И) определяется по принципу . В математике это расстояние (или разница между рассматриваемыми функциями) записывается так:
Как обычно определяется оптимальность? Ищется, где именно разница между Э и И достигает максимума и говорится: «Вот это и есть оптимум!»
Чаще всего это так, но это не всегда так. Иногда увеличение эффекта не окупается соответствующим увеличением издержек. Иногда цена Сэ (весовой коэффициент эффекта) одна, а цена Си (весовой коэффициент издержек) – другая. Итак, возможна и такая формула оптимальности:
А возможны и другие варианты. Когда достижение определенного уровня издержек, например, уровня И , не окупается никакими эффектами. Тогда формула оптимальности – это максимум разницы между эффектом и издержками, вплоть до достижения издержками уровня И^:
Мало ли еще вариантов? У вас работоспособность повышается с ростом температуры тела (пример, конечно, условный), но при повышении температуры тела выше 41 градуса наступает смерть. Или – у вас работоспособность повышается с ростом температуры тела, но с ростом температуры тела нелинейно нарастает риск тех или иных опасных заболеваний.
Приведу еще один пример, говорящий о разнице интенсивного и экстенсивного. Что лучше: одна крупная инновация с эффектом 100Э или 100 мелких инноваций, каждая из которых имеет эффект Э? Тут все зависит от многих обстоятельств. Например, от того, как ведут себя издержки. Если издержки – это культурная травма, связанная с инновацией как таковой и не зависящая от ее эффективности, то 100 мелких инноваций, дающие тот же эффект, что и одна крупная, дадут в 100 раз больше издержек. А если мелкие инновации не травмируют, а крупная травмирует, то 100 мелких инноваций не дадут рассматриваемых издержек вообще, а одна крупная даст.
Я лишь «размял» некую неочевидную проблематику для того, чтобы обычное, кажущееся очевидным, понимание оптимальности (а также скорости, отставания и всего прочего) было лишено ложно приписываемого ему статуса абсолютного и самоочевидного. Статуса оптимальности, не зависящей ни от чего на свете – ни от метрики, ни от критериев. Нет такой абсолютной и самоочевидной оптимальности для ученого. Для обывателя она есть, а для ученого ее нет. Оговорив это общее обстоятельство, я могу, с оглядкой на оное, обсуждать интересующую нас перестройку.
Перестройка, я согласен с этим, началась где-то… ну, по-настоящему в 1947 году. Она началась точным осознанием того, что, конечно, можно дойти до Бискайского залива, и даже очень просто, но вот «проклятые» ученые навыдумывали всяких «ядерных гадостей», и теперь надо уживаться вдвоем под одной крышей. С этого момента началась отработка новых технологий строительства
